Хранители Кодекса Люцифера
Шрифт:
Агнесс остановилась. Ей стало одновременно холодно и жарко.
– Сюда прибежал совершенно запыхавшийся молодой человек, когда вы были там, внизу, в тюрьме. Он спросил о вас. Благодаря брату я знаю, как вы выглядите. Я сказал ему, что передам то, что он желает сообщить для вас.
Агнесс повернулась и снова поднялась к нему. Ее лицо горело.
– О, мой Бог, мне так жаль, – произнесла она. Ее взгляд упал на блестящие монеты у его ног. – Господи…
Мужчина криво улыбнулся.
– Ничего страшного, – ответил он.
– Мой брат тоже сидит в тюрьме.
Мужчина
– Я так сожалею о своих словах, – выдавила она из себя. – Я думала, вы…
Агнесс наклонилась и стала поднимать монеты, которые швырнула ему. К ее ужасу, он тоже наклонился, чтобы помочь ей.
– Нет, пожалуйста… – пролепетала она.
– Что натворил ваш брат?
– Он вел себя порядочно, когда следовало вести себя непорядочно.
Мужчина подал ей монеты, которые подобрал. Они все еще стояли на лестнице. Лица их находились почти вплотную друг к другу. Она уловила запах его дыхания: оно говорило о недостаточном питании и отсутствии ухода за полостью рта. Он ткнул большим пальцем через плечо наверх, где за несколькими поворотами лестницы скрывалось тесное пространство перед входом в тюремную башню.
– Господа хотят войны – как со стороны католиков, так и со стороны протестантов, – сказал он. – Им всем нашептывает на ухо дьявол. Он вознес этих людей на гору, как Иисуса, и показал, какие сокровища ждут их, если только они поклонятся ему. Они поступили иначе, чем Иисус, и теперь хотят бороться за сокровища, обещанные дьяволом. Им нет дела до того, что война уничтожит все, чем они владеют сегодня.
– Обещания дьявола, – заметила Агнесс, – это просто желания, которые темная часть нашей души внушает нам.
Он кивнул.
– Сам Папа не смог бы выразиться лучше. Когда вы думаете о своем брате, а я о своем, не кажется ли вам, что будет жаль, если все погибнет на этой войне, которая вот-вот начнется?
– Всегда жаль, когда человек преждевременно находит свою смерть.
Он засопел.
– Представьте эти бедные души там, в тюрьме. Зима еще сидит в камнях башни. Скоро люди начнут кашлять, у них поднимется температура. Тюрьма переполнена. Даже если бы о больных заботились как следует, цирюльники все равно не управились бы со всеми. Очень скоро начнут выносить первые трупы, уверяю вас. У моего брата подорвано здоровье. Я, – он сглотнул, и его голос задрожал, – боюсь за него.
У Агнесс сдавило горло.
– Опишите мне молодого человека, который передал вам послание.
– Высокий, стройный, почти долговязый, – без промедления ответил мужчина. – Рыжеватые волосы, бледный цвет лица, даже если бы ему пришлось быстро бежать, зеленые глаза… В общем, красивый парень. Это ваш родственник, госпожа Хлесль?
Она рассеянно улыбнулась в ответ на его нерешительную улыбку. Что бы ответил на этот вопрос сам Вацлав?
– Больше, чем некоторые другие, – услышала она свой голос.
Если ее собеседник и счел такой ответ загадочным, он не показал этого.
– Что именно сказал молодой человек?
– Что вы не должны идти домой. Вы должны переночевать в доме его
– И больше ничего?
– Это и так больше, чем он мог доверить незнакомцу.
Смущение снова охватило Агнесс.
– Я хотела бы еще раз попросить у вас прощения за то, что наговорила…
– Что вы будете делать?
– У меня есть дети. Я не могу просто взять и не прийти домой, не сказав им, где я.
Но это не было настоящей причиной, как она призналась себе. Возможно, Вацлав каким-либо образом уже предупредил Александру или хотя бы собирается сделать это в ближайшее время. Александра и мальчики не должны волноваться хотя бы из-за того, что их мать пропала без вести. Совсем недавно она спрашивала себя, не лучше ли скучать по матери, чем присутствовать на ее казни. Что ж, это не подлежит сомнению. Или все-таки… Разве этот вопрос недостаточно похож на другой: не лучше ли видеть, как мать убегает, чем быть свидетелем того, как она подвергается опасности, поскольку свидетельствовала о том, что не совершила ничего дурного?
– Вам разрешают видеться с братом? – спросила Агнесс.
– Примерно раз в два дня.
– Скажите ему, что он должен попросить охрану перевести его в одну камеру с моим братом. Вот, пожалуйста, отдайте ему эти монеты, он должен тайком сунуть их стражам, когда будет просить их. Моего брата зовут Андрей фон Лангенфель. Мне удалось договориться о том, чтобы я могла передавать ему приличную еду. Он будет делиться ею с вашим братом. Это увеличит ,его шанс не заболеть.
– Я вам по гроб жизни обязан, – заметил мужчина со слезами на глазах.
– Нет, – возразила ему Агнесс, – это я вам обязана. Но это не имеет значения. Вы только что спросили меня о том, стоит ли жалеть наш мир, если война поглотит его. Если каждый из нас не станет время от времени совершать добро, когда у него есть другая возможность, то его и правда не стоит жалеть. До тех пор пока уничтожение чего бы то ни было вызывает досаду, всегда есть надежда, что оно не будет абсолютным.
9
По пути домой она спрашивала себя, чей это голос звучал у нее в голове – Киприана, который рассказал легенду о пряхе у кресла, или ее собственный? Но и на этот вопрос в конечном счете был найден ответ: она сама. Просто ее собственная душа овладела его голосом, так как она подсознательно понимала, что могла прислушаться только к нему. Она была Агнесс Хлесль, урожденная Вигант. Ее настоящее имя должно было звучать Лангенфель, если бы судьба не устроила один из своих сумасбродных трюков с ее жизнью. Когда-то Агнесс Вигант было суждено узнать, что на самом деле она Агнесс фон Лангенфель и что ее единственное желание – стать Агнесс Хлесль. Если достаточно часто менять кожу, наружу выходит внутреннее ядро, которое и составляет настоящего человека. В случае с Агнесс наружу вышло ядро человека, который берет собственную судьбу в свои руки и не собирается больше отдавать поводья кому-нибудь другому, ибо он верит в то, что любовь никогда не умирает.