Хранители Кодекса Люцифера
Шрифт:
Киприан стоял за эту любовь. Ее собственное сердце заговорило его голосом, чтобы напомнить ей об этом.
Когда женщина увидела городских стражей, которые собрались перед входом в ее дом, она продолжила идти, даже не подумав замедлить шаг. Узнав в человеке, стоявшем рядом с командиром отряда, Себастьяна, она и бровью не повела. Командир отряда, увидев Агнесс, почтительно прикоснулся к шляпе.
– Милостивая госпожа…
– Я как раз пытался убедить их, что речь, конечно же, идет о недоразумении, – сладкоречиво пропел Себастьян и постарался,
– Вы прибыли, чтобы арестовать меня, – с ходу начала Агнесс, решив взять быка за рога.
– Э… – произнес командир отряда, захваченный врасплох столь неожиданной прямотой.
– Это недоразумение, как я уже объяснил, – повторил Себастьян и затаил дыхание.
– Я предаю себя в ваши руки, – прервала его Агнесс. Она посмотрела командиру отряда прямо в глаза.
– Э… Ну хорошо…
– Нет-нет, Агнесс, я попытаюсь все же решить эту проблему…
– У меня есть дети. Вы ведь не хотите отнять у бедняжек их мать? Или…
– Конечно нет, – твердо ответил командир отряда и поспешил стать на путь в западню, которую приготовила ему Агнесс. – Они присоединятся к вам в тюрьме.
– Да, – согласилась Агнесс. – Закон суров, но справедлив.
– Мы только выполняем наш долг, милостивая госпожа.
– Я полностью сотрудничаю с вами, не так ли, господин полковник?
– Коннетабль, милостивая госпожа, всего лишь коннетабль… Э-э… э… м-да… – Командир отряда нерешительно почесал промежность, вспомнил, что находится в присутствии дамы, и поспешно перенес руку на живот. – Э…
– Бедные детки! – внезапно воскликнула Агнесс и закрыла лицо руками.
– Но…
– Тюрьмы переполнены и так холодны! Малыши очень чувствительны, у них непременно повысится температура.
– Однако это вовсе не…
– Они там умрут, – прорыдала Агнесс из-за плотно сомкнутых рук. – И я последую за ними от горя. Ах, если бы я убежала, вместо того чтобы поручать себя вашей милости, господин полковник!
– Коннетабль, всего лишь коннетабль, милостивая госпожа! – В голосе командира отряда уже стали слышны нотки отчаяния.
– Мои дети невинны, господин полковник! И я невинна! Четыре невинных человека умрут из-за того, что доверились вам. Но я прощаю вас, господин полковник, я прощаю вас. Вы ведь не можете иначе.
– Я могу…
– Мы могли бы убежать. Но мы не сделали этого, так как верим в правосудие и закон. Мы убеждены, что все обвинения против нас ошибочны. Но вот какую благодарность мы получаем за наше доверие.
– Люди, скажите милостивой госпоже, что в тюрьме нормально. Э…
Городские стражи растерянно поглядывали на своего командира.
– Ну ладно, – смиренно вздохнул командир отряда. – Ну ладно.
– У вас есть дети, господин полковник?
– Эй, вы! – Командир отряда отвернулся и рявкнул на Себастьяна так, что тот вздрогнул. – Вы ведь утверждали, что вы хозяин этого дома, так?!
– Да, я хочу сказать… Дело в том…
Агнесс убрала руки от лица. Себастьян уклонился от ее взгляда.
– Вот что я вам скажу. Я оставлю милостивую госпожу под домашним арестом. Вы отвечаете за то, чтобы с ней ничего не случилось. И с ее детьми тоже!
– Но как же так! – закричал Себастьян и поспешно захлопнул рот.
– И чтобы она не убежала, – подсказал один из городских стражей своему начальнику.
– Правильно. Вы несете ответственность передо мной и за это тоже. Ясно?
– Но…
Командир отряда выпрямился. Когда его подчиненные перехватили оружие поудобнее, получился в высшей степени решительный, воинственный звук.
– ЯСНО?!
– Да, – буркнул Себастьян.
Командир отряда, прикоснувшись к шляпе, вновь обратился к Агнесс:
– Вот видите, милостивая госпожа…
Агнесс, решив, что кашу маслом не испортишь, бросилась к нему на шею и чмокнула его в щеку.
– Господь вознаградит вас, господин полковник!
– Ладно, ладно, перестаньте. И… э… коннетабль, милостивая госпожа, всего лишь коннетабль. Эй, вы там – шагом марш! Разговорчики в строю! Я вас буду муштровать, пока у вас задница не отвалится! Извиняюсь, милостивая госпожа.
Агнесс смотрела вслед городским стражам, пока они не завернули за угол. Затем она проскользнула в дом мимо Себастьяна, даже не удостоив его взглядом.
По пути в спальню женщина почувствовала, что триумф, которого она только что добилась, перестал радовать ее. Чего она достигла, обменяв угрозу тюремного заключения на более комфортабельную клетку собственного дома? И она, и ее дети по-прежнему оставались в плену у человека, который состряпал ложный донос и которого она сама определила в свои тюремщики. Но она затеяла это не столько ради комфорта или из страха перед действительно катастрофическим состоянием пражского острога. В ее голове подспудно зрела мысль о том, что бегство из острога невозможно, а вот бегство из ее собственного дома – очень даже. Естественно, Себастьян будет стараться следить за каждым ее шагом, но она надеялась, что сумеет воспользоваться первой же возможностью и надуть его.
«Не вздумай ничего внушать себе, – отчитала себя Агнесс. – Бежать? И куда ты хочешь бежать? Или от чего? Все, что у тебя есть, находится здесь. Ты должна не убегать, а бороться за своих детей, за свой дом, за фирму…»
Правда, устало отвечала она себе, состоит в том, что все, что находится здесь, имеет для нее очень мало значения, за исключением детей. То, что некогда наполняло ее сердце, было потеряно: любовь Киприана. И поэтому не мысль о бегстве двигала ею, а мысль о начале…