Хранители Кодекса Люцифера
Шрифт:
Много времени ушло у него на то, чтобы перейти от одной мысли к другой, и Вацлав не мог сказать, достиг ли он цели. Кроме того, была одна вещь, которую он не в силах был простить, как бы ни старался войти в положение Андрея. Ложь, в которую отец превратил его жизнь, не дала развиться его любви к Александре. Молодой человек не был уверен, полюбила бы она его с такой же силой, как он, ибо проблема заключалась в том, что у него никогда не было возможности проверить это.
Он пытался объяснить себе, что теперь волен признаться ей в своей любви – лучше поздно, чем
Вчерашняя попытка предостеречь Агнесс дала ему шанс восстановить утраченную связь, сломала ледяную стену, которую он вознес вокруг своего сердца. Казалось, теперь Вацлав снова мог искать близости людей, составлявших его семью, а раз так то он под предлогом того, что ему хотелось выяснить, все ли в порядке у Хлеслей, отправился к ним домой.
Ноги его будто налились свинцом, когда он, тяжело ступая, шел к их дому. Несколько раз у него возникало желание повернуть назад. Он надеялся, что Александра сейчас дома, и его грела совершенно нелепая надежда на то, что кто-то уже сообщил ей о том, как на самом деле обстоит дело с ее мнимым двоюродным братом Вацлавом. Юноша не имел ни малейшего представления о том, как бы он вел себя, если бы ему самому пришлось открыть ей правду.
Когда он увидел, что из дома выходят трое мужчин, то инстинктивно метнулся в какой-то подъезд. За этими тремя последовали двое вооруженных людей. К недовольству Вацлава, они пошли в его сторону. Он знал всех троих: это были Себастьян Вилфинг, торговец из Брюна по имени Вилем Влах (в доме которого он часто играл ребенком, когда Андрей брал его с собой в поездку, и который теперь по непонятной причине стал врагом) и главный бухгалтер Адам Августин. По меньшей мере Влах и Августин тоже его знали. Они непременно спросили бы его, что он здесь забыл…
– Я протестую против подобного обращения от имени дома «Хлесль и Лангенфель», – услышал он голос Августина.
– Дома «Хлесль и Лангенфель» больше не существует, – пропищал Себастьян. – Подумайте лучше о том, чей хлеб вы собираетесь есть завтра, и начинайте петь.
В отчаянии Вацлав нажал на щеколду и хотел притвориться, будто заходит в соседний дом, однако дверь сама собой открылась, и он уставился в решительное, круглое, источающее аромат жаркого и супа лицо кухонной девки.
– Чего тебе? – спросила она.
Пятеро мужчин прошли за спиной Вацлава. Он втянул голову в плечи, почувствовав на своем затылке бдительные взгляды стражей.
– Товары вразнос, – сказал он. Это было первое, что пришло ему в голову. В любом случае эти слова давали ему прекрасную возможность после недолгих препирательств у порога быть посланным прочь, так что он смог бы и дальше незаметно следовать за мужчинами. Неожиданно появилось нечто более важное, чем желание посмотреть в глаза Александре: судя по всему, Себастьян собирался совершить новую подлость.
– Ну, тогда входи, – произнесла кухонная девка, потянула его за рукав и захлопнула за ним дверь. Какое-то мгновение Вацлав, смущенный и озадаченный, стоял перед
– Когда мой брат говорил, что его друга безобразным не назовешь, он сильно преуменьшил! – прошептала она и впечатала смачный поцелуй в его щеку. – Мой принц!
– Э… – произнес Вацлав и попытался освободиться. Но девушка неверно истолковала его движение.
– У меня есть что предложить тебе, – выдохнула она, схватила его руку и сунула ее в небрежно зашнурованное декольте своего корсажа. – Ведь мой брат говорил тебе, что у меня есть что предложить? Вот, пощупай, мой принц, я держала их теплыми специально для тебя. – Ее покрасневшая от горячей воды лапа сдавила его не оказывающую никакого сопротивления руку, и он почувствовал упругость тугой груди. Ее сосок отвердел под его ладонью. Он попытался вытащить руку, но она застряла, будто зажатая в тиски. – Ну давай же, ведь тебе нравится? Мой принц… какой хорошенький. Только немного худоват, но мы это быстро исправим. И… ого…
Вацлав взвыл, когда оставшаяся свободной рука кухонной девки полезла ему между ног. Просторные штаны не оказали ей ни малейшего сопротивления. Она безжалостно сжимала и взвешивала в руке то, что там скрывалось.
– А мы не везде такие худые, верно?
– Это недо… – охнув, пробормотал Вацлав и попытался освободиться, но потерпел неудачу.
– Послушай-ка, я неплохая партия. У меня даже есть кое-какие сбережения. Я не знаю, что мой брат тебе рассказал, негодяй этакий, но со мной тебе плохо не будет. Мы станем прекрасной парой. Я уже сыта по горло бесконечной возней в кухне – так что женись на мне и вытащи меня отсюда. Конечно, я буду готовить для тебя и наших детей, это ж ясно. О, мой принц, а мой братик сделал хороший выбор.
Все это вываливалось на Вацлава одно за другим, пока одна ее рука со знанием дела проверяла его мужскую гордость, будто откормленного цыпленка на рынке, а другая не забывала заботиться о том, чтобы онпродолжал сжимать грудь, которая – освободи ее от корсажа – вызвала бы зависть у любой коровы. Собрав все свои силы, он наконец вырвался из ее хватки.
– Это недоразумение! – выкрикнул он и стал нащупывать за спиной дверную ручку.
– Ля-ля-ля. «Товары вразнос» – это же было специально придумано, на всякий случай, если бы вдруг дверь открыл кто-то другой, а не я. Но я стою здесь с самого рассвета, мой принц, чтобы не упустить тебя. Иди же ко мне, и я покажу тебе то, что с этой минуты ты каждый день сможешь…
Вацлав выскочил в дверь спиной вперед и шлепнулся на улице на зад. К его непередаваемому ужасу, кухонная девка последовала за ним. Он почувствовал на себе чей-то взгляд, поднял глаза и увидел преждевременно постаревшее лицо мужчины с длинным носом, отвислыми ушами и редкими волосами. Запах рыбы ударил Вацлаву в нос. Мужчина, открыв рот, смотрел на эту сцену. В вытянутых руках он держал крупную рыбу, с которой еще капала вода – подарок в честь знакомства.
– Товары вразнос, – пробормотал мужчина.