Хребет Индиго
Шрифт:
— Это хорошо, верно?
Он усмехнулся.
— По-другому и быть не может.
Нокс мечтал о собственном ресторане. Ему всегда нравилось быть на кухне, работать рядом с мамой, впитывать все, что она могла ему рассказать. Когда он объявил, что собирается поступать в кулинарную школу, никто из нас не удивился.
— Я приду к ужину. С Уинн или без. Может быть, после, если ты сможешь улизнуть, мы сможем пойти в «У Вилли» выпить пива.
— Будет сделано, — он встал и, помахав рукой, направился к двери.
Я допил
Я планировал провести час или два на улице, затем принять душ и, если от Уинн еще не будет вестей, отправиться в город. Так долго я не видел ее уже целую неделю. Учитывая все, что у нее произошло с Кови, я волновался.
Она не ответила на последнее сообщение, которое я отправил ей сегодня утром, чтобы узнать, как дела. Вероятно, она была занята тем, что забирала дедушку из больницы и везла его домой. Но все равно я волновался.
Мама как-то сказала мне, что мы волнуемся за тех, кого любим больше всего.
За Уинн я всегда волновался.
Это было то, что я должен был выяснить. Справиться с этим. У нее была опасная работа, и, хотя она не выходила в ночные патрули, бывало, что она оказывалась на улицах с сумасшедшими. Именно поэтому я не спал четвертого числа. Я знал, что ее нет дома, и это заставляло меня не спать, пока она не приходила.
Эти тревоги постоянно звенели в моей голове. Даже час работы по хозяйству в сарае не очистил мой разум, как это обычно бывало.
Я как раз убирал стойло Юпитера, когда со стороны подъездной дороги донесся хруст шин. Я вышел на солнечный свет, и узел в моей груди ослаб, когда Уинн вышла из «Эксплорера» без опознавательных знаков, на котором она ездила на работу.
— Привет, малышка, — я подошел к ней и притянул ее в свои объятия. — Как ты?
Она напряглась, отстраняясь.
— Хорошо.
— О, прости, — я погладил свою потную грудь и кусочки сена, прилипшие к футболке. — Как все прошло в больнице? Как Кови?
— Он в порядке. На данный момент он дома и устроился.
Онаа встретила мой взгляд на короткую секунду, затем ее голубые глаза опустились на мое плечо. Она стояла неподвижно, нахмурив лоб. Под глазами у нее были темные круги, а обычный румянец на щеках отсутствовал.
— Ты вообще спала?
— Не очень, — она покачала головой, затем расправила плечи и выпрямилась. — Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.
— Хорошо, — пробурчал я. — О чем?
— О твоем дяде.
— Бриггс? Что-то случилось?
Она кивнула.
— Я собираюсь привести его на допрос.
— Допросить? За что?
— Я ходила к нему вчера.
Я моргнул, пытаясь осознать это. Я беспокоился о ней, думая, что она в больнице с Кови. Думал о том, что она дома одна, пытается заснуть. Но она была на ранчо. На моем ранчо.
— Ты ходила в хижину. Вчера, после больницы. Без меня?
— Я сказала тебе несколько недель назад, что собираюсь
— Да, но ты могла бы предупредить меня, — разве мы не были на том этапе, когда мы делились подобными вещами?
— Мне нужно было сделать это одной.
Одной? Какого черта? Я сделал шаг назад и скрестил руки на груди.
— Почему?
— Ходят слухи, что у него есть история насилия по отношению к женщинам.
— Слухи, — я насмехался. — Теперь я понял. Ты слушала яд Фрэнка. Не было никакого насилия. Жена Бриггса ушла от него, потому что была избалованной стервой. Она думала, что он завладеет ранчо и получит деньги. Когда она поняла, что он не заинтересован в управлении этим местом и собирается позволить моему отцу забрать все, она уехала из города — со всеми его деньгами, кстати. А перед тем, как уехать, она решила сначала испортить его репутацию.
Все, кто знал Бриггса, знали правду. Он никогда бы не ударил свою жену. Он обожал ее, и когда она ушла от него, это разбило ему сердце.
— Ты должна была сначала прийти ко мне, — огрызнулся я. — За правдой.
Уинн напряглась.
— Я пришла к тебе сейчас.
— Для чего? Чтобы сказать мне, что вы собираетесь доставить моего дядю на допрос по поводу супружеского спора десятилетней давности?
— Я приведу его, чтобы поговорить о Лили Грин и Хармони Хардт.
Мое сердце остановилось.
— Почему?
— Когда я была в хижине, я нашла сумочку и бумажник. Кошелек принадлежал Хармони. Ее мать подтвердила мне это вчера днем. Бумажник принадлежал Лили.
— Ты обыскала хижину моего дяди, — с таким же успехом она могла ударить меня по лицу.
— Нет. Он пригласил меня войти, и я увидела кошелек на его книжной полке.
Книжная полка, которая всегда была так захламлена и забита хламом, что я не замечал, что он на ней хранит. Содержимое постоянно менялось, и я обращал на него внимание только тогда, когда приходил в домик и обнаруживал, что полки упорядочены.
— Бумажник был внутри, — сказала она. — Он разрешил мне посмотреть.
Это должно было заставить меня почувствовать, что она не предала меня?
Я покачал головой, мои челюсти скрежетали так сильно, что болели зубы.
— Я не могу поверить, что ты на это решилась.
— Я делаю свою работу.
— Ты считаешься с мнением Фрэнка, мать его, Найджела, а не с моим.
Она вздрогнула.
— Нет, не считаюсь.
— Я уже говорил тебе однажды, что этот ублюдок ненавидит мою семью. Я знаю его всю свою жизнь, и он всегда относился ко мне как к дерьму под башмаком, — если она собиралась быть втянутой в вереницу слухов, то она могла бы получить некоторые факты, чтобы уравновесить эту чушь. — Знаешь ли ты, что причина, по которой он такой мудак по отношению к Талии, в том, что он приставал к ней, когда ей было восемнадцать, а она сказала ему, чтобы он отвалил?