Хребет Скалистый
Шрифт:
— Это все она, — потрепала Ольга за косу Аллу.
— Меня, кстати, зовут Филипп Васильевич, — заметил Решетняк, улыбнувшись широкой белозубой улыбкой, преобразившей его лицо.
— А меня, кстати, Ольгой Константиновной, но предпочитаю, чтобы называли просто Олей. Хочу казаться моложе.
— Откуда вы знаете друг друга? — затормошила их Алла. — Откуда?
— А мы давно знакомы, — ответила Ольга. — На городском партийном активе познакомились, — Ну, Натковна, — обратился Решетняк к девочке, — теперь принимай мои поздравления и подарок. Пойди-ка открой двери. Там еще
Алла, не понимая, зачем было оставлять приведенного с собой гостя на лестничной площадке, пошла открывать дверь. Она сразу отпрянула в сторону. Мимо нее пронесся огромный серо-черной масти пес с большими остроконечными ушами.
Когда Алла, несколько оправившись от испуга, вошла в столовую, ее глазам предстала странная картина: бесстрашная Ольга стояла на письменном столе и опасливо поглядывала на растянувшегося посреди комнаты пса. Упав в кресло, громко хохотал Решетняк.
— Ну вот, Натковна, это мой тебе подарок, — показал Решетняк на собаку. Вы не находите, что вам пора сойти на грешную землю? — с серьезной миной спросил он Ракитину. — Слезайте, слезайте. Сокол отлично выдрессирован и еще никогда никого не тронул без приказания.
— Вот перепугал! — заговорила Ольга, слезая со стола. — Ворвался, как комета. Чего он летел, словно оглашенный?
— Команду всегда следует выполнять бегом, — пояснил подполковник.
— Да ведь никакой команды не было.
— Нет, была. Я подошел к окну и стал насвистывать песенку о веселом ветре. Сокол — пес дисциплинированный. Не было бы команды, он так и лежал бы под деревом, где я его оставил.
Если Алка после появления Сокола в столовой была удивлена тем, что там происходит, то что уж говорить о Григории Анисимовиче Проценко, который подошел к открытой двери своей квартиры и смотрел на то, что творится в его комнате… Он несколько минут наблюдал молча.
Празднично накрытый стол, стулья, на одном из которых висел форменный китель подполковника милиции, — все было сдвинуто в сторону. Сам подполковник, Алла и Ольга ползали на животе по ковру. Рядом с ними, плотно прижав уши, ползла, как будто выслеживая какого-то невидимого врага, большая овчарка почти черной масти.
— Очень трогательно, — заговорил наконец Проценко. — Дорогие друзья помогают мне воспитывать дочь.
— Гриша! — бросилась к нему Алка. — Я же говорила, что он приедет! сказала она торжествующе. Проценко пожал руку Ольге, а после этого расцеловался с Решетняком.
— Постарел, Грицько, — проговорил Решетняк чуть дрогнувшим голосом.
— А ты все такой же. Наконец-то увиделись!
— Да все никак не удавалось. А тут думаю, во что бы то ни стало пойду. Решил даже не звонить. Пойду, и все тут. И повидаемся наконец.
Проценко обвел глазами комнату.
— Что это за милая зверюшка? — спросил он, кивая на Сокола.
— Это моя собака Сокол, — возвестила Алла с победным видом. — А Оля мне подарила ружье. Вот, смотри. А вот патрончики.
— Ну-ну! Я всегда говорил, что если погибну, то только от рук приятелей, сказал он. — Хорошенькие подарки для молодой девицы! И так растет какой-то станичный атаман, а не девочка. Даже ради праздничного
— М-да. Действительно, — почесал затылок Решетняк. — Правда, у меня смягчающее обстоятельство, граждане судьи: старый холостяк. Что же касается артистки Театра оперетты…
— Чего же можно ждать от премьерши оперетты, занимающейся охотой на диких зверей? — назидательно спросил Проценко и сам же ответил: — Всего можно ждать. Но вы, подполковник милиции…
— А интересно знать, что подарил своей дочери художник Проценко? — перебил подполковник милиции. — Духи?
Алла фыркнула.
— Букет цветов, перевязанный голубой лентой. Или нет — альбом для стихов, в котором на первой страничке значится: "Кто любит более тебя, пусть пишет далее меня".
Алла и Ольга дружно хохотали.
Проценко вышел на лестничную площадку, постучался в соседнюю квартиру. Через несколько минут он возвратился, толкая впереди себя сияющий лаком и никелем велосипед.
— Вот, получай, — обратился он к дочери, — знаю, что тебе давно хотелось.
Пока Алла переживала еще одну свалившуюся на нее сегодня радость, Решетняк продолжал подсмеиваться над другом.
— Вот это да! — воскликнул он. — Вот это подарок для благонравной девицы! Ты бы ей еще мотоцикл подарил. Очень женское занятие.
Сидевшая на диване Ольга вскочила и склонилась перед Решетняком в глубоком поклоне.
— Спасибо, товарищ подполковник, — проникновенно воскликнула она, нижайшее спасибо! Давно не получала такого прекрасного комплимента.
Решетняк ничего не понимал.
— Охо-хо-хо! Хо! — сняв очки и протирая глаза, смеялся Проценко. — Что, Оленька, нравится? Занятие-то не женское. А что вы скажете, подполковник, насчет чемпионов? Вот премьерша оперетты, например, чемпион края и Российской федерации по мотоциклу.
Решетняк растерянно воззрился на Ольгу.
— Нет. Знаете… Я немного неточно выразился, — заговорил он наконец уже извиняющимся тоном: — я хотел сказать, что мотоциклистки или там велосипедистки мне всегда напоминают почему-то запорожцев.
— Весьма удовлетворена вашей поправкой, — еще в более низком поклоне склонилась Ракитина, — прошу больше поправок не вносить. Боюсь сравнений с древнеегипетскими фараонами… А сейчас наводите в комнате порядок, распорядилась она, — да двигайте стол на место. Нужно же наконец позавтракать.
Ольга убежала на кухню и там застряла. Мужчины сдвинули стол и сели на диван. Алла снова принялась рассматривать велосипед, а потом ушла к Ольге.
Решетняк потянулся за лежащей на стуле кожаной сумкой.
— У меня к тебе небольшое дело, Григорий. Ты никогда не видел этой картины? Не сможешь ли ты определить ее ценность? Я имею в виду денежную ценность. — И Решетняк протянул Проценко маленькую, писанную маслом миниатюру.
Проценко засмеялся:
— Рублей, наверно, двести в комиссионке можно взять. А видать раньше видал. Это миниатюра художника Григория Проценко, вашего покорного слуги и друга детства. — Проценко вдруг посерьезнел. — Постой, постой. Откуда она у тебя?