Хромой из Варшавы. Книги 1-15
Шрифт:
Они беседовали между собой шепотом, чтобы не потревожить Мари-Анжелин, крепко спавшую на заднем сиденье. Госпожа Вердо по доброте душевной снабдила их в дорогу бутербродами, чтобы "было чем подкрепиться" – слова "перекусить" не было в ее лексиконе, – и Мари-Анжелин, с аппетитом съев два бутерброда, теперь спала, удобно устроившись и укутавшись пледом. Она не проснулась даже тогда, когда на автозаправке им заливали в баки бензин, а мужчины потом пили кофе.
В Париж они приехали на рассвете. Адальбер – была его очередь вести машину – остановил ее перед воротами,
Его рассказ прерывался горестными восклицаниями: "Ах, Господи!", "Бедная наша мадемуазель!". Но госпожа де Соммьер быстро положила конец жалобным всхлипам, объявив, что "для каждой болезни есть свое лекарство" и за лечение они возьмутся как можно быстрее. Потом она распорядилась, чтобы Альдо привел больную.
– Приведешь, и отправляйтесь оба спать, и ты, и Адальбер, – добавила она. – Вы едва держитесь на ногах. Главное, что Мари-Анжелин дома. Обсудим все позже. Нашу беглянку нужно отвести наверх и уложить. Хоть вы и говорите, что она спала всю дорогу, она все равно устала. А вас, Адальбер, я попрошу, если вас это не затруднит, заберите Альдо к себе и хорошенько там выспитесь. Жду вас обоих к ужину. За дело!
Мужчины, тревожно переглянувшись, повиновались распоряжениям маркизы. Они опасались горя тетушки Амели, но, похоже, она поддерживала силы гневом или весьма дурным настроением.
Мари-Анжелин, кажется, вполне приспособилась к своему новому состоянию. Но если маркиза постоянно будет пребывать в раздражении, один Бог знает, чем дело кончится.
Добравшись до улицы Жуфруа, друзья обнаружили, что спать им расхотелось, хотя это была уже не первая бессонная ночь за весьма недолгое время. Они решили позавтракать, и Теобальд, преданный слуга, по-прежнему служивший у археолога, мигом подал им завтрак.
После третьей чашки кофе, без которой Альдо не справился бы с двумя намазанными маслом бриошами и четырьмя круассанами с абрикосовым вареньем, он закурил сигарету и посмотрел на Адальбера, продолжавшего механически жевать, витая мыслями где-то очень далеко.
– Постарайся расслабиться, – подал Альдо совет своему другу. – Если подумать, случай не безнадежный. Конечно, неприятно видеть План-Крепен, превратившуюся в зомби, но что поделаешь, если, как говорится, у нее в прямом смысле "отшибло память". Мы же знаем случаи, когда частичная амнезия со временем проходила без следа. Если великолепный Дьелафуа не сможет ничего предложить сам, он хотя бы посоветует компетентного коллегу.
– Надеюсь, он и сам справится. Напомню, что ты тоже был в состоянии беспамятства, но все прошло без следа, теперь ты в полном порядке. Правда, у тебя была высокая температура, а у Мари-Анжелин все проходит иначе, но я охотно верю, что со временем все наладится. Меня занимает другой вопрос...
– Ланглуа? Я тоже о нем не забываю. И скажу честно, с самого Понтарлье все думаю: сразу бежать к нему или повременить?
– Как только к Мари-Анжелин вернется память, от Ланглуа никуда не денешься.
Да и, собственно, почему нужно куда-то деваться? Она единственный
– Да, конечно, это его долг. Но, знаешь, давай отложим визит к нему до завтра. Вечером мы пойдем обедать на Альфреда де Виньи, придет Дьелафуа, мы будем знать, на каком мы свете. А сейчас мы имеем полное право выспаться, разве не так?
– Так. Ты совершенно прав. Позвоним Ланглуа завтра утром.
В это время на другом конце парка Монсо госпожа де Соммьер деловито занималась "водворением на место верного оруженосца", повергая слуг в изумление своим невозмутимым спокойствием. Занималась она этим делом добросовестно и заботливо. На второй этаж Мари-Анжелин подняли на лифте, которым пользовалась только маркиза, так как "оруженосец" обычно мчался и вверх, и вниз через три ступеньки. Выйдя из лифта, госпожа де Соммьер взяла компаньонку за руку и повела в спальню, время от времени ласково и ободряюще поглаживая ее по плечу. А в спальне довела до кровати и усадила на нее.
– Не желает ли госпожа маркиза моей помощи? – осведомилась Луиза, горничная госпожи же Соммьер. – Мадемуазель Мари-Анжелин слишком тяжелая, госпожа не сможет уложить ее одна. – Луиза огляделась вокруг и недоуменно добавила: – Вообще-то я не понимаю, почему...
– Тише, Луиза, тише. Все объяснения отложим на потом. Сейчас главное – спокойствие и сдержанность. Мадемуазель нужен покой, и только покой. Так что пока оставьте нас.
– Нужно ли мне сказать Сиприену, чтобы он позвонил профессору Дье...
– Мне кажется, не стоит торопиться, Луиза. Всему свое время. Сначала дадим мадемуазель освоиться дома. А доктору я позвоню непременно, не сомневайтесь. Но не смейте подслушивать у двери.
– Что вы такое говорите, госпожа маркиза!..
Дверь за Луизой закрылась. Госпожа де Соммьер подвинула низкое мягкое кресло к кровати и уселась напротив несчастной больной, что по-прежнему неподвижно сидела на постели. Маркиза устремила на нее взгляд своих зеленых глаз и сказала ex abrupto [439] :
439
Неожиданно, внезапно (лат.).
– Только не со мной, План-Крепен! Вы недурно справляетесь со своей ролью, но больше играть не стоит. Давайте лучше поговорим.
– Но я ничего...
– Напротив. Вы все прекрасно помните и знаете, например, что это не ваша комната. Не случайно вы чуть-чуть, совсем чуточку подались назад на пороге и только потом вошли. И потом, хоть мы почти не говорили, вы дважды употребили первое лицо множественного числа, которое мы обе так любим. Так что же вы мне расскажете?
Пострадавшая открыла рот и закрыла его, не издав ни звука. Маркиза поудобнее устроилась в кресле, скрестила на груди руки и ободряюще улыбнулась: