Хроника одного задания
Шрифт:
— А в какую деревню ходили?
— В Бражино
— Сколько им времени понадобилось сходить туда и вернуться?
— Да часов шесть, может, чуть больше. Ты же с нашим лесом ознакомился. На телеге особо не раскатаешься. А вот пешком выходит иногда быстрее.
— А с кем Быков ходил?
— Постой, дай вспомнить… Назар Губарев, а кто второй, хоть убей не помню.
— Вспоминайте, Степан Иванович.
Тишков глубоко задумался. Стоял не шелохнувшись, словно окаменел. Наконец, лицо его прояснилось.
— Как же я забыл! Вторым был Чепец Никита.
— А кто инициатором
— Говорят, как-то само-собой вышло. Решили на троих сообразить, выпить сильно захотелось. Стресс снять.
— Только из троих двое почему-то пить отказались! Зачем ходили тогда?
— Под арест я их тогда посадил, самогон изъял. Выходит, не всё.
— Долго сидели под арестом?
— Да пару дней, чтобы дурь выветрилась.
— Значит, кто-то из них бутылку и передал деду.
— Ай-да, Алексей Николаевич, молодец. Только как кузнеца отравили? Самогон-то был нормальный, пятеро-то живы.
— Этого я пока не знаю, но выясню. В любом случае, круг сузился до двоих.
— Действуй, действуй, Алексей Николаевич.
И майор пошёл широкими шагами в направлении землянок, где располагались бойцы первой и второй рот.
А Берестов принял решение сначала зайти к Руденко, который выполнял обязанности комиссара отряда, и уточнить про Губарева и Чепца, а потом отправиться искать Николая Чертака и двух партизан, чтобы обсудить с ними план действий.
Алексей нашел секретаря райкома за чтением сводок Совинформбюро. Он что-то там выписывал и делал пометки на полях в своей тетрадке.
— Не помешаю, Пётр Аверьянович? — спросил Берестов.
— Проходи, Алексей Николаевич. Подожди немного, я сейчас закончу.
Старший лейтенант присел к самодельному столу и стал ждать. Ожидание длилось недолго. Руденко вскоре закрыл тетрадь, поднял голову и посмотрел на Алексея.
— У меня к вам вопросы есть, Пётр Аверьянович.
— Задавайте, готов отвечать на любые вопросы. Мне скрывать нечего, — и улыбнулся.
— Когда в отряд попали Губарев и Чепец?
Улыбка сошла с лица Руденко, он нахмурился.
— Пётр Аверьянович, я просто уточняю некоторые детали. И кроме вас мне никто помочь не может.
— Я всё понимаю. Но такое ощущение, что в грязном белье копаешься. Ничего с собой поделать не могу. Больной это вопрос для меня. Столько лет я на своей должности пора бы уже и привыкнуть к подобному, а не получается. Натура у меня такая.
— Пётр Аверьянович, я здесь за тем, чтобы помочь вам. Слишком дорого отряду обошёлся и обходится этот крот. Нужно пресечь его деятельность. Я ручаюсь, никто беспочвенно под подозрением не окажется. Я пока собираю и проверяю информацию. Сейчас мне нужно знать про Чепца и Губарева, которые вместе с Фёдором Быковым самовольно ходили в Бражино за самогоном. Дело в том, что Шумейко узнал голос одного диверсанта, с которым он случайно встретился в своей деревне перед самой войной. И я считаю, что есть связь между той встречей и смертью кузнеца Степана. Этот кузнец пил тот самый самогон из Бражино в компании с дедом и другими. Надеюсь, теперь вы перестанете истолковывать мои действия превратно.
— Жёстко, Алексей Николаевич. Признаю, в твоих словах есть логика. И на твоём месте, наверное,
— А дед, то есть Шумейко?
— Дед в двадцатых числах октября. Тебя интересуют их характеристики и моё мнение о них?
— Да, о Губареве и Чепце.
— Губарев хорошо себя проявил в нескольких операциях. Сам видел — смелый, исполнительный солдат, одна слабость — выпить любит, но обязательно в компании, в которой сам не руководит, а скорее на вторых ролях. Ведомый он. Уступает натиску и подчиняется чужой воле. Что тебе ещё про него сказать?
— Этого достаточно, давайте про второго.
— А вот Чепец… Закрыт он что ли. Вроде и рубаха-парень, ничего не жалко для друзей, однако, что-то в нём есть такое, что не соответствует внешнему типажу. Вот тебе рассказываю и по-иному на него смотрю. В бою действует осмотрительно, на рожон не лезет, предпочитает стрелять всё из-за укрытия, да такого, что попасть в него крайне трудно. Стреляет расчётливо, патроны экономит. Хорошее качество рачительного солдата, вот только немного не вяжется с его показной бесшабашностью.
— Вы про всех так хорошо знаете или эти двое чем-то вас заинтересовали.
— Да я могу про любого в отряде рассказать. Живя в коллективе, нужно всё о нём знать, чем живёт, чем дышит каждый. Иначе нельзя.
— Ясно. Вернёмся к Чепцу. Он общительный?
— Скажем так, умеет к себе расположить. Товарищей у него много, а панибратства с собой не приветствует.
— Спасибо, Пётр Аверьянович, больше вопросов не имею. Пойду я.
— Может, чаю вместе попьём?
— Раз приглашаете, не откажусь.
— Вот это дело!
И Руденко встал за кружками…
После чаепития Берестов сначала нашёл Николая. Тот сидел и чистил оружие. В лагере царило оживление, предстоял бой, уже отлаженный Тишковым механизм настраивался на предстоящее выступление.
— Николай, мне бы поговорить с тобой, — поздоровавшись, попросил Алексей, — наедине.
— Это можно. Пошли. Есть такое место, там нас никто не потревожит.
Чертак повёл старшего лейтенанта за собой и привёл в действительно укромное место среди деревьев и кустов. Оно обладало примечательными свойствами, было незаметно, раз, и два — уединившиеся собеседники могли легко видеть все подходы к себе, а, следовательно, никто нежелательный нагрянуть незамеченным не смог бы, разве только бестелесно.
— Ну, Алексей, выкладывай своё дело.
— Дело не простое…
— Понял уже, говори, как есть.
— Я не корреспондент.
— Смекнул уже, — усмехнулся Николай, — когда лихо с тремя фрицами управился. Впечатлило. С заданием к нам?
— Крот в отряде, — сразу объяснил суть дела Берестов.
— Вот жеж! … — ругаться Николай умел, коротко и ёмко, — а я-то думаю, что это нас Тишков на старое место привёл. Думал, стратегия хитрая какая.
— Мне нужна твоя помощь. Его необходимо выявить и обезвредить.