Хроника смертельного лета
Шрифт:
– Зачем приехал? – буркнул он неприветливо. – Чего тебе?
– Послушай, – Глинский взял его за плечо, но Сергей руку стряхнул. – Есть одна вещь, которую тебе нужно знать.
– Неужели?.. – равнодушно посмотрел на него Сергей. – Что-то еще?
Лицо Виктора окаменело. Он видел, что Булгаков винит его в ужасной гибели жены. Не спрашивая разрешения, опустился в раздолбанное кресло в углу ординаторской. Булгаков досадливо поморщился:
– Тогда говори быстрее и уходи – мне работать надо.
– Мне не нужно много времени, – кивнул Виктор. – Я
Булгаков закрыл глаза.
– Говори, – глухо произнес он.
– Он не насиловал твою жену, – сказал Виктор, – он сразу ее убил.
Сергей потер лицо руками. Боль от тупой иглы, вонзившейся в сердце в ту минуту, когда он увидел искромсанное тело жены, чуть отпустила, и он глубоко вздохнул.
– След контакта с тобой, – добавил Виктор, – и все. Повреждений сексуального характера нет. Он не стал ее насиловать.
– Я ему, вероятно, спасибо должен сказать? – холодно проговорил Сергей.
Дверь приоткрылась, и в ординаторскую заглянула медсестра.
– Сергей Ростиславович, – робко начала она, – вас в приемное зовут.
– Я занят! – рявкнул Булгаков, и испуганная девушка скрылась. Булгаков встал из-за стола и, подойдя к окну, закурил:
– Не насиловал, говоришь… Благородство, значит, проявил. Как бы мне его отблагодарить, а?
– При случае, – как можно мягче сказал Виктор. – Но факт остается фактом – он убил ее сразу – перерезал ей горло. Все остальные множественные ранения – посмертные. Скорее всего, он пришел, она его узнала и впустила в квартиру. Она даже испугаться не успела – в крови адреналина нет.
– Будь он проклят, – пробормотал Булгаков. – Кто же он?.. Если б узнал, я бы его прикончил, голыми руками удавил бы.
Как лицо процессуально-должностное, Глинский не имел права комментировать это заявление. По-человечески он понимал Сергея, но и сказать – да, убей – не мог.
– Мы его найдем, – отозвался он, – найдем и посадим.
– Посадите? – поднял Булгаков взгляд, налитый неистовой ненавистью. – Ты что, идиотом меня считаешь?
– Почему идиотом? – опешил Виктор.
– Да потому! – взорвался Сергей. – Даже если вы его найдете, что сомнительно, даже если вы его посадите пожизненно, это не вернет ни Алену, ни моего ребенка! А то еще он досрочно выйдет за примерное поведение! И какая, к черту, разница, посадите вы его или нет?
– По пожизненному УДО предусмотрено через 25 лет. Но прецедентов еще не было, – Виктор снова положил Булгакову руку на плечо. Булгаков стоял, словно оцепенев. – А, во-вторых, не наделай глупостей: сесть за этого урода и сломать себе жизнь – не лучший способ отомстить. И, если не ошибаюсь, тебе есть ради кого жить.
– Она меня не любит, – откликнулся Сергей сумрачным голосом, – и я ей не нужен.
– Это она тебе сказала? – спросил Глинский.
– Она сама. Кто же еще? – уронил Булгаков и замолчал, осознав, что говорит неправду – Катрин не говорила ему, что он ей не нужен. Как, опять-таки, не говорила и того, что не любит его. Сергею это было и без слов понятно, но она
Горькая усмешка изломила его потрескавшиеся губы.
– Ну, чего замолк-то? – спросил Глинский. – Как она там?
– Не знаю, – ответил Сергей, и перед его глазами встал облик Катрин – вожделенный и холодный. Может, Виктор прав, и ему действительно есть ради чего жить?
– Я не допущу, чтобы этот маньяк до нее добрался, – пробормотал он.
– Он не маньяк, – четко проговорил Глинский.
Булгаков нахмурился:
– Что ты имеешь в виду?
Виктор помялся – это то, что они обсуждали сегодня с утра на летучке. Конечно, он не имел никакого права разглашать внутреннюю информацию, но и утаить ее от человека, который вытащил его отца с того света, Виктор не мог.
– Он не маньяк, – повторил капитан. – Он очень хотел, чтобы мы так думали и первые два убийства оформил крайне аккуратно – в полном соответствии с легендой о маньяках: видимое садистское наслаждение от насилия, целеустремленность и сосредоточенность на деталях, причинение страдания через секс. Он хотел создать впечатление о себе, как о серийном маньяке-убийце. Но что-то изменилось.
– Что изменилось? – Булгаков слушал его внимательно, хотя и отвернулся в сторону, чтобы Виктор не видел выражения его лица.
– Точно не знаю. Но диск, подброшенный на место последнего преступления – уверен, он даже не включал его – говорит о том, что Алена для него – проходная жертва, неизбежная для достижения какой-то, только ему известной цели, о которой он каждый раз напоминает автографом «Помни Катрин».
– Кому напоминает? – спросил Сергей.
– Не знаю. Может, в данном случае – тебе? Ведь можно построить такую цепочку – ты женился на Алене, но Катрин тебе не забыть никогда – так помни о ней.
– Бред, – выдавил Булгаков, – ты хочешь сказать, женившись на Алене, я обрек ее на смерть? Ты что говоришь?
– Это всего-навсего один из многочисленных вариантов того, как может строиться логика убийцы. Не исключено, что сама Алена ему даже симпатична, в отличие от Ольги и Полины, но у него другого выхода не было. И он просто ее убил, не стал измываться над ней.
– Ты уверен, что он не сумасшедший?
– Более того, я уверен, что он умен и последователен. Но что-то страшное творится у него в душе – ведь не просто так он убивает и насилует. У него есть цель, и боюсь, что эта цель – Катрин.
7 августа 2010 года, Москва, 38°C
Лев Петрович Рыков уже несколько минут топтался на лестнице между девятым и восьмым этажом. В таких многоэтажках лестницами пользуются редко, и поэтому вероятность встретить кого-то из знакомых, например, Леру Орлову или ее сынка, была достаточно мала. Гляди ж ты! Вроде давно не пугливый мальчик, и времена совершенно изменились, а не оставляет противный липкий страх – вдруг его увидят и донесут, что он шляется там, где ему не положено. Кому донесут? А это – дело десятое. Неважно – кому. Главное – донесут.