Хроника смертельного лета
Шрифт:
8 августа 2010 года, Москва, 38°C
Анна накрыла стол в гостиной, попросив Антона максимально отодвинуть его от того места, где еще недавно пол был залит кровью Стрельниковой. Тем не менее, Жики, войдя в просторную гостиную, сразу почувствовала что-то, долго озиралась вокруг, а затем безошибочно подошла к дивану, который хотя и был другим, но стоял там же, где и прежний. У зеркальной стены она поправила волосы, но когда Антон пригласил ее присесть, шарахнулась от дивана в сторону и скромно опустилась на один из стульев, окружавших
– Создатель, это самое вкусное, что я когда-либо ела! – Жики умяла уже вторую порцию пельменей и с жадностью поглядывала в сторону большого блюда, где лежали, источая божественный, острый аромат еще десятка три. – Я раньше ела пэлмэни. Но твои – это что-то невероятное! Почему?
– Это особый рецепт, – ответила Анна. – Так готовят пельмени на Урале, откуда я родом.
– Урал? – спросила Жики удивленно. – Боже, где это?..
Борис захихикал.
– О, Жики, это у черта на рогах! C'est au diable vauvert!
– У черта на рогах?.. – в недоумении вскинулась дива. – Что это значит?
– Это там, где проходит граница Европы и Азии, – произнес Антон. – Не слушайте его, Жики, он вам наговорит.
– Я из Перми, – сказала Анна. – Это большой город на Урале. И у нас по-особому готовят пельмени. Мы добавляем в фарш водку.
– Водку? – удивилась Жики. – Потрясающе! Вроде как одновременно и выпил, и закусил!
Все рассмеялись.
– Жики, ты рассуждаешь, как русская, а не как аргентинка! – веселился Борис. Накормленный пельменями, он пребывал в замечательно благодушном настроении. Кошмарный призрак индейки с сельдереем не маячил перед ним, и Борис был готов любить весь мир. Он с воодушевлением повторил:
– Как настоящая русская! Выпил и закусил, это надо же!
– Изысканный еврейский комплимент, – фыркнула Анна, но Жики расцвела улыбкой.
– Merci ch'eri [42] . Меня всегда восхищали русские женщины. Они красивы и грациозны. Им, правда, не хватает… – она замялась, подбирая слово, – пожалуй, им не хватает страсти. Как мне кажется. Поэтому из них выходят лучшие балерины и не лучшие танцовщицы танго.
Она метнула взгляд на Анну.
– Я, признаться, не ожидала, что у нас получится то, что в результате получилось. Думала, ты не дотянешь. Как я ошиблась!
42
Спасибо, дорогуша. (фр.)
Анна благодарно улыбнулась. Похвала Жики звучала искренне – лукавить дива не умела совсем и всегда говорила, что думает. Если дело было дрянь, то она прямо так и выражалась, совершенно не выбирая эпитеты. А ее знаменитая палка завершала дело.
– Когда ты собираешься устроить просмотр? – спросила Жики, влив в себя очередную рюмочку водки.
– Во вторник вечером, – ответила Анна и взглянула на Антона, ожидая, что последует вопрос. Он и последовал.
– Просмотр? – поднял он брови. – Какой еще просмотр?
– Я
– Я не расслышал, – медленно произнес Антон, переходя на русский язык, – ты хочешь пригласить – кого?..
– Наших друзей, – четко проговорила Анна, виновато улыбнувшись Жики, – не делай вид, что не понял.
Борис с недоумением слушал их разговор. Он тоже ничего не понимал.
– А в чем проблема? – спросил он по-французски. – Если хочет, пусть приглашает. Не целый же спектакль танцевать, а один танец – не вопрос!
Антон продолжал выжидающе смотреть на Анну. Он не знал, что она задумала, но инстинкт подсказывал ему, что все может кончиться большой бедой.
– Мы позже поговорим, и я тебе все объясню, – примирительно сказала Анна.
Жики внимательно следила за ними, переводя взгляд с Антона на Анну, с Анны на Антона. Потом, словно что-то решив для себя, опустила глаза на свои руки и стала вертеть на подагрическом пальце кольцо с трехкаратным бриллиантом. Почему-то Анне показалось, что будь у Жики в руках палка, то кто-нибудь этой палкой всенепременно бы огреб – либо она, либо Антон.
Неловкое молчание затянулось, становясь неприличным. Наконец, Жики нарушила его, потребовав:
– Хочу еще пельменей и водки! И курить! Надеюсь, у вас здесь можно курить?..
9 августа 2010 года, Москва, 38°C
– Анна, прости, – голос Булгакова в трубке был печален, – я не приду смотреть твой танец. Ты же знаешь – я не могу.
– Серж, я знаю, что ты чувствуешь, – после короткой паузы произнесла Анна, – но пожалуйста! Я буду танцевать и в память об Алене. И это не займет много времени. Сам танец длится всего четыре минуты. Пойми, мне чрезвычайно важно, чтобы именно ты его увидел.
– Почему именно я? – удивился Булгаков.
– Потому что твоя душа мечется, как тангера в моем танце, – чуть запнувшись, ответила Анна.
– Не понимаю…
– Тебе и не надо. Просто приди завтра и посмотри. Это отнимет у тебя полчаса.
– Да дело же не во времени, – попытался он объяснить. – Я не могу представить, что увижу этих людей. Ведь это кто-то из них ее убил. Ты сама это осознаешь?
– Разумеется, – откликнулась она.
– Кого еще ты позвала?
– Всех. Всех, кроме Катрин, я не могу ей дозвониться. Я попросила Орлова ее привести.
– И что он сказал?
– Сказал, что приведет, – Анна усмехнулась. – За косы притащит…
– Ну да, – уронил Булгаков. – За косы – это он умеет…
– Не ершись, – примирительно сказала Анна. – Я пригласила всю компанию.
– И этого урода Кортеса? – выдохнул он.
– Он не урод, – голос Анны стал твердым, – он наш друг. И я не хочу ни о ком слышать ничего плохого. Так ты придешь?
– Постараюсь, – через силу пообещал он. – Только ради твоего таланта.
– Спасибо, Серж, – грустно поблагодарила Анна. – Поверь, я знаю, чего тебе это стоит…