Хроника смертельного лета

Терехова Юлия Константиновна

Булгаков сделал неопределенный жест.

– Откуда мне знать? Об этом надо спросить Орлова. Она его любила – это точно, – Булгаков резко встал с кресла и подошел к окну. Долгие летние дни пошли на убыль, но жара продолжала нарастать. Москва страстно желала дождя, а его все не было. В темно-синем небе, абсолютно безоблачном, висела ослепительная луна. Булгаков услышал:

– Не кажется ли вам подозрительным, что погибают женщины, любившие Орлова?

– Любившие Орлова? – переспросил Булгаков

и повернул к капитану удивленное лицо. – Что вы имеете в виду? Полина была, как я понял, его случайно знакомой, и есть ли здесь повод говорить о любви?

– Нет, – резко ответил Виктор. – Не была она его случайной знакомой. Он регулярно спал с ней на протяжении полугода.

Булгаков снова отвернулся и уставился в окно. Он стоял, заложив руки за спину, и переваривал то, что услышал от капитана. А переваривалась эта информация скверно.

– Да, он вам солгал, – констатировал капитан, – но его главная ошибка в том, что он пытался обмануть и нас – а вот этого ему делать никак не стоило.

– Ушам не верю. Несчастная Катрин. Она знает?

– Вполне вероятно, что знает, – кивнул Виктор, вспомнив Оксану Кияшко. – Но прошу вас ответить на мой вопрос: вам не кажется странным, что две женщины, любившие вашего друга – убиты?

– Мне все кажется странным, – голос Булгакова стал раздраженным. – И прежде всего – какая связь между убийствами Полины и Ольги?

– Прямая, – вздохнул Глинский и выдал неожиданно для себя: – Он снова написал на стене по-французски кровью – «Помни Катрин».

– Бред какой-то…

Виктор молчал. Все это – служебная тайна. Но его молчание прозвучало настолько выразительно, что Сергей в смятении посмотрел на капитана.

– Вы полагаете, это один и тот же человек?

– Я ничего вам не говорил.

– Но зачем? – вопрос прозвучал по-идиотски, и Сергей, поняв это, смутился. – У вас есть версии? Если есть – скажите!

– Не имею права, – твердо ответил Виктор. Булгаков в ожидании не отрывал от него напряженного взгляда. Ладно!

– Все говорит о том, – произнес Виктор, – что убийства совершает маньяк – человек, действия которого здоровой человеческой логике неподвластны, и психика которого находится в плачевном состоянии. Больной, понимаете? А сходство почерка указывает на серию.

– Не всякий серийный убийца болен, – возразил Булгаков. – Когда я учился, в Институте Сербского нам читали курс психиатрии. Я там насмотрелся и на психически больных, и на убийц, направленных на психиатрическую экспертизу на предмет вменяемости. Отличить трудно, но можно.

– Я знаю, – кивнул Глинский, – нас тоже туда гоняли в студенческие годы.

– И вы полагаете, – Булгаков смотрел куда-то мимо Виктора, – что один из нас – психически неполноценный человек, одержимый маниакальной идеей?

Ну, например, любовью к Катрин?

– Но ведь многие из вашей компании к ней неравнодушны? – закинул Глинский пробный шар.

Булгаков молчал. Затем потер лицо ладонями.

– Вы о ком-то конкретно?

– Конкретно о вас. Вы же не будете отрицать…

– Не буду, – твердо ответил Сергей, – какой смысл? Я бы отдал за нее жизнь – только она ей не нужна… – Он замолчал, не веря, что сказал это вслух – первый раз в жизни. И кому?

Виктор опешил – он не ожидал, что так все серьезно. Несколько мгновений он молчал, не зная, как комментировать это откровение. Потом решил сменить персонажа.

– А Кортес? Его отношение к Астаховой весьма двусмысленно, согласитесь.

– Не уверен, – выражение булгаковского лица стало чуть презрительным. – Не думаю, что она для него много значит. Скорее, это игра.

– Игра? – удивился Виктор.

– Ну да, – Булгаков начал раздражаться, – игра, под названием «а не трахнуть ли мне подружку моего приятеля». Из спортивного, так сказать, интереса.

– Ничего себе, спортивный интерес… – протянул Виктор. – А как Орлов на это реагирует?

– А вот так и реагирует, – вздохнул Булгаков, а потом с ненавистью выпалил: – как тогда ночью у Антона.

– Вот оно что, – медленно сказал капитан, – значит, это была злоба, вызванная ревностью к Кортесу?

– Урод, – буркнул Сергей, – он в тот вечер словно помешался. Может, это послужило своего рода триггером? Пусть не любовь, а ревность? – добавил он.

– Спусковой крючок? – откликнулся Виктор. – Да, может быть. Вы сами никогда не замечали ни за кем из своих друзей признаков умственного расстройства?

– Да, малопочтенную роль вы мне отвели, – грустно усмехнулся Булгаков. – Нет, не замечал, разве что бесконечные ссоры между Катрин и Орловым наводили на разные мысли. Но они оба, в общем-то, хороши. Ругаются красиво и со вкусом. Но скандал не предмет для судебной экспертизы.

– Нет, – кивнул капитан, – не предмет, согласен. Но он неврастеник, это факт?

– Нет, не факт, – возразил Булгаков. – Он теряет контроль над собой, только когда дело касается Катрин. В остальном – вполне адекватный.

– Значит, вы считаете, что он не способен на убийство?

– Я считаю, – решительно произнес Сергей, – что Катрин угрожает большая опасность. Как я понял, здесь идет речь о психическом расстройстве на сексуальной почве, что подразумевает какую-то душевную травму в детстве… или в ранней юности…

Виктор кивнул:

– Опасность определенно существует, но я не стал бы ее преувеличивать. Конечно, ей не помешали бы самые простые меры предосторожности. Правда, не представляю, какие…