Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима
Шрифт:
Он произнес речь, в которой подробно рассказал о героическом побеге из Рима шести отважных гладиаторов, которым оказали самоотверженную помощь Ириней и Ювентина.
Минуций особенно восхвалял беспримерную храбрость юной девушки. Он сравнивал подвиг Ювентины с подвигом римлянки Клелии, причем не в пользу последней, ибо, говорил он, Клелия проявила героизм, спасая от врагов самое себя, а Ювентина рисковала собой ради других.
Под всеобщий громовой крик и грохот оружия Минуций сошел с трибунала и возложил на голову Ювентины венок за храбрость — в римской армии это была особая почесть, присуждавшаяся
Три тысячи собравшихся на сходку воинов с восторгом рукоплескали девушке, которая стояла взволнованная, растроганная и смущенная, оказавшись в центре восхищенного внимания такого огромного количества людей.
Перед тем как распустить солдат, Минуций объявил трехдневное празднество в честь Дианы Благосклонной — таким эпитетом он сам наградил богиню, приписывая ей свои личные удачи и успешное начало восстания.
Торжественное жертвоприношение в храме Дианы на Тифатской горе он назначил на следующий день.
В лагере началось шумное и веселое оживление.
Минуций приказал Аполлонию выдать солдатам дополнительный паек. Вино доставляли из погребов и апотек [417] соседних вилл, в панике брошенных своими обитателями.
Чествуя Диану, восставшие по давнему обычаю зажигали факелы и славили богиню, обращаясь к вершине Тифаты. Греки и фракийцы называли ее Артемидой, а галлы и испанцы — Ардуиной.
Минуций на эти три дня отменил военные занятия — строевую подготовку и упражнения с оружием, но охрану лагеря на всякий случай проверил лично.
417
Апотека — помещение, в которое специально нагнетался горячий воздух от топки, чтобы хранившееся в нем вино быстрее «старилось».
С наступлением темноты повсюду загорались костры.
Воины пировали и веселились до поздней ночи.
Нападения со стороны Капуи никто не опасался. К капуанцам и вообще к кампанцам все относились с презрением. Их не считали способными на серьезную вылазку. Хотя сам префект города Цельзий Гельвинован пользовался славой человека, принимавшего участие во многих войнах, походах и сражениях, вряд ли он осмелился бы напасть на хорошо укрепленный лагерь, предводительствуя неопытными, плохо вооруженными и недостаточно храбрыми обывателями.
Минуций пригласил поужинать к себе на преторий Ламида, Марципора, Вария и всех старших командиров.
Почетными гостями у него были Мемнон и Ювентина, которых царь восставших усадил подле себя.
На претории пировали, как и все остальные в лагере, под открытым небом.
Минуций и еще человек двадцать сидели на скамьях за столом, добытым где-то на соседней вилле. Остальные разместились прямо на земле, постелив под себя бараньи шкуры.
Минуций пил и ел за троих, был весел и разговорчив.
— Лукулл уже, наверное, идет на нас, но я разобью этого спесивого оптимата, — уверенным и хвастливым тоном говорил он, обращаясь к Мемнону. — Я обдумал свои действия задолго до того, как поднял восстание. Это место для лагеря и для поля битвы я выбрал три
— Но возможно ли это! — удивленно воскликнул Аполлоний, сидевший по правую руку от Минуция. — Ведь Капуя окружена такими мощными стенами. С ними могут сравниться лишь стены Сервия Туллия.
— Разве Троя не имела стен, построенных Аполлоном и Посейдоном? — насмешливо спросил Минуций. — Но и ее взяли ахейцы.
— Без троянского коня овладеть Капуей будет так же нелегко, как и Троей, — тоном недоверия произнес Аполлоний.
— Будь покоен, мой Аполлоний, о троянском коне я уже позаботился, — с загадочной улыбкой сказал Минуций.
Потом он повернулся к Мемнону и заговорил с ним о своем намерении вступить в сношения с пиратами Крита, чтобы договориться с ними о совместных действиях против Рима.
— Как ты полагаешь, что ответит на это Требаций Тибур, если я пошлю тебя на переговоры с ним? — спросил он александрийца.
Этот вопрос не застал Мемнона врасплох.
После того как он впервые услышал, что Минуций поднял восстание, ему стало ясно, что римлянин вовсе не собирался искать убежища у пиратов, чтобы спастись от кредиторов.
— Думаю, Требацию предстоит принять трудное решение, — осторожно отвечал Мемнон, вспомнив свой разговор с Сальвидиеном об антипиратской предвыборной кампании Марка Антония. — Он опасается, что римляне в этом году отправят к Криту новую морскую экспедицию. Для него не секрет, что происходит в Риме. Марк Антоний призывает к решительной борьбе с пиратами. Его поддерживают всадники, страдающие от морского разбоя. Конечно, опасная и тяжелая война с кимврами связывает римлянам руки, но если они узнают, что Требаций, столько лет не дающий им покоя, заключил союз с восставшими рабами в Италии, не заставит ли это их со всей серьезностью взяться за эвпатридов моря?
— Кто знает, кто знает? — в раздумье проговорил Минуций. — Может быть, вторжение кимвров с севера и то, что происходит здесь, в Кампании, отнимет у Рима столько сил, что ему придется надолго отказаться от борьбы с пиратством?.. Но отложим наш разговор, — сказал он, берясь за кубок с вином. — У нас еще будет время поговорить об этом… А пока выпьем еще раз за бесподобную Диану Тифатскую, нашу заступницу перед всеми богами Согласия. Друзья, воздадим хвалу ей и всем бессмертным богам! — поднимая кубок и обращаясь ко всем собравшимся на претории, воскликнул он. — Пусть обратят они на нас свои божественные взоры и не оставят нас в нашей справедливой борьбе с палачами и тиранами!
Все остальные пирующие, высоко подняв свои чаши, стаканы и кружки, хором восславили великих богов и дружно выпили.
После этого Минуций обратился к Ювентине:
— Тебе здесь будет очень нелегко. Женщине не место в военном лагере. После праздника я отправлю тебя в более спокойное место.
Ювентина и Мемнон встревоженно переглянулись.
— Но… — начала было Ювентина.
— Ты будешь жить на вилле, которая принадлежит Никтимене, женщине моего сердца, — сказал Минуций. — Там ты ни в чем не будешь нуждаться. Имение расположено на берегу Вултурна, в трех милях отсюда…