Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима
Шрифт:
На самом деле Деметрий, разбогатевший с помощью своего могущественного патрона, еще до Югуртинской войны нанимал для себя хороших учителей, преподававших боевые искусства.
Со своей стороны Ириней все больше проникался к нему уважением и даже хотел сделать его вторым своим помощником после Сатира, однако Деметрий отказался от этой чести, попросив лишь позволить ему составить небольшой отряд конных разведчиков и подбирать в него людей по своему усмотрению.
Таким-то образом Деметрий, не вызывая ни у кого подозрений, собрал вокруг себя тех, кого ему регулярно присылал из Капуи Лукулл.
С этого времени он получил возможность отправлять в Капую своих гонцов, которые докладывали претору обо всем происходящем у мятежников.
Лукулл, узнав от Деметрия, что Клептию и его отряду угрожает серьезная опасность,
Лабиен сказал, что нужно, во-первых, предупредить обо всем Клептия и, во-вторых, приказать ему укрыться в Кавдии до того времени, пока Минуций не убедится в провале своих планов и не вернется обратно под Капую. Идти на мятежника со всеми силами, находившимися в распоряжении претора, как это предложил Сукрон, Лабиен считал делом рискованным: тот наверняка просчитал все свои действия и успеет нанести поражение Клептию, который едва ли продержится до того момента, когда к нему подоспеет подмога со стороны Капуи.
Ни Лукулл, ни Сукрон не могли придумать ничего лучшего.
Лабиен просил претора доверить ему лично столь ответственное поручение — вовремя сообщить Клептию об опасности.
Лукулл дал согласие.
Не прошло и получаса, как Лабиен во главе тридцати всадников выехал из Капуи через Беневентские ворота.
Еще два часа спустя Лабиен и его всадники добрались до Калатии и, заменив там своих уставших лошадей на свежих скакунов, продолжили путь по Аппиевой дороге.
Не жалея лошадей, всадники проскакали во весь опор до самого Кавдия, где расположился на ночлег отряд Клептия, уже совершивший один дневной переход из области Беневента.
Военный трибун Гней Клептий, как об этом говорилось выше, был заслуженный и храбрый командир. Он имел на своем счету восемнадцать годичных походов и участвовал в двадцати двух сражениях. Дважды его назначали войсковым квестором в провинциях, но род его был незнатным, и путь к более высоким государственным должностям для него был закрыт. Клептий довольствовался тем, что за ним закрепилась слава одного из лучших военных трибунов в римской армии.
Предупрежденный о том, что мятежники большими силами идут на него со стороны Калатии, легат отверг благоразумное предложение Лабиена укрыться за стенами Кавдия. У храброго вояки родился другой план: он решил оставить Аппиеву дорогу и вести свой отряд через горы с тем, чтобы выйти к Капуе, обогнув Калатию с юга. Обманув таким образом врага, Клептий выполнил бы полученный им ранее приказ претора.
В наступившее утро, сразу после завтрака, отряд самнитов выступил в поход.
Лабиена и его всадников Клептий оставил при себе — они нужны ему были как разведчики для наблюдения за всеми передвижениями противника.
Отряд продвигался по трудной горной дороге и вскоре втянулся в узкое Кавдинское ущелье.
Это ущелье памятно было и римлянам, и самнитам. Здесь двести семнадцать лет назад самниты, возглавляемые храбрым вождем Гаем Понтием [418] , окружили и принудили к капитуляции легионы римских консулов Тита Ветурия Кальвина и Спурия Постумия [419] . С тех пор самниты вспоминали об этом событии с гордостью, а римляне считали дату поражения в Кавдинском ущелье днем великого позора и унижения.
418
Гай Понтий — вождь самнитов, окруживших в 321 г. до н. э. римское войско в Кавдинском ущелье и принудивших его сдаться на позорных условиях. Позднее Гай Понтий попал к римлянам в плен и был казнен.
419
Тит Ветурий Кальвин и Спурий Постумий Альбин — римские консулы 321 г. до н. э.
В то время как отряд Клептия проходил по Кавдинскому ущелью, две тысячи четыреста повстанцев во главе с Минуцием, двигаясь по Аппиевой дороге, приближались к Калатии.
Минуций еще не знал, что Клептий свернул с Аппиевой дороги с целью уклониться от
Только спустя три часа, когда ему и его солдатам оставалось пройти семь или восемь миль до Кавдия, вернувшиеся из разведки всадники Сатира донесли, что отряд легата ускользнул в горы.
От пастухов и встречных путников Сатир узнал, что еще утром когорта самнитов двинулась окольной дорогой в сторону Кавдинского ущелья, то есть, как уже нетрудно было догадаться, противники в течение нескольких часов шли в прямо противоположных направлениях параллельно друг другу и теперь их разделяло расстояние по меньшей мере в пять или шесть миль.
Огорченный Минуций вынужден был признать, что его постигла полная неудача.
Отряд Клептия в тот же день спустился с Кавдинских гор севернее Свессулы и не останавливаясь прошел до самой Капуи.
В городе Клептия встретили с ликованием. Лукулл достиг своей цели. Он уже располагал достаточным количеством воинов, чтобы быть уверенным в победе. По свидетельству историка Диодора Сицилийского, «под его началом собралось четыре тысячи пехотинцев и четыреста всадников».
Минуций, возвращавшийся из похода, обманувшего его ожидания, был готов к тому, что Лукулл, получивший столь серьезное подкрепление, немедленно выступит против него и против засевшего в тифатском лагере Ламида.
Восставшие в этот день оказались в положении, когда их можно было разбить по частям. Поэтому Минуций действовал со всеми предосторожностями. Правда, день близился к концу, но он знал по опыту Фракийской войны, что военачальники всегда становились смелее именно перед заходом солнца, рассчитывая на темноту ночи, которая, как правило, разъединяла сражающихся в самом разгаре битвы, исход которой был еще далеко не ясен, зато потом каждый из противников мог объявить себя победителем.
При подходе к Капуе, примерно в трех милях от города, Минуций приказал своему войску остановиться и занять боевые позиции на господствующей высоте, но посланные им вперед всадники вернулись с сообщением, что в римском лагере у Флувиальских ворот все спокойно и весь путь до самого города свободен.
Немного погодя с успокоительной вестью прибыл гонец от Ламида.
Только тогда Минуций приказал сменить боевые порядки на походные, и поздно вечером привел своих солдат в лагерь под Тифатой.
Когда совсем стемнело, в палатку к нему явились все старшие командиры, созванные им на совет.
Минуций объявил, что теперь, когда силы противника значительно выросли, претор Лукулл покажет себя презренным трусом, если завтра же не отважится на битву.
— Лукулл намного превосходит нас числом всадников, — продолжал он, — но местность у Тифатских холмов неудобна для действий конницы. Я возлагаю главные надежды на мужество и стойкость нашей пехоты, а также на выбранную мной выгодную позицию на склоне холма перед самым лагерем. Тяжеловооруженных у нас наберется немногим более двух тысяч, но остальные будут иметь прекрасную возможность осыпать врага стрелами, дротиками и всеми видами метательных снарядов с высокого места. У римлян не будет такой возможности, потому что им предстоит наступать вверх по склону холма. Сейчас вы пойдете к своим солдатам и скажете им все, что услышали от меня. Скажите им, что я, как полководец, использовал все выгоды местности, от них же, если они хотят победить, требуется беззаветная отвага и незыблемая стойкость. Отныне победа в их собственных руках! Если одолеем врага — тысячи и тысячи обездоленных в считанные дни вольются в наши ряды, кроме того, мы получим после победы полную свободу действий, и справедливая война, начатая нами, вспыхнет с новой силой. Если же мы отступим в страхе, все обратится против нас, и ни горные скалы, ни лесные заросли не спасут тех, кого не защитило оружие. Стойте же насмерть, сражайтесь до последней капли крови и помните, что, попав в плен, вы все будете распяты на крестах и тела ваши послужат кормом для кампанского воронья. Лучше погибнуть, сражаясь и умирая смертью достойных людей, чем отдать себя во власть врагов, которые все равно никому не дадут пощады.