Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима
Шрифт:
— Сюда, сюда, моя красавица, — посмеиваясь, сказал тот. — Встань-ка вот здесь, поближе, чтобы я мог дотянуться до тебя рукой…
Сделка была совершена, как и полагалось по обряду манципации [237] .
Исполняющий роль «весовщика» Дентикул взял в руки принесенные рабом весы, а Минуций, как покупатель, держа в левой руке небольшой кусочек меди, правую руку положил на плечо Ювентины и произнес требуемые древним обычаем слова:
— Заявляю, что эта женщина, по праву квиритов, является моей собственностью, ибо она приобретается мною за этот кусочек меди, взвешенный на этих весах.
237
Манципация —
С этими словами Минуций бросил медный слиток на чашу весов.
По закону Двенадцати таблиц эти слова, произнесенные покупателем в присутствии пяти свидетелей и «весовщика», почитались священными и нерушимыми. Этого было достаточно для совершения манципации, то есть купли-продажи. Хотя этот старинный обряд в описываемое время уже вышел из обязательного употребления, все же он нередко применялся в особо торжественных случаях для придания совершаемой сделке большей святости и надежности. Разумеется, письменный документ, скрепленный подписями и печатями, имел решающую силу.
Ввиду того, что деньги за рабыню еще не были уплачены покупателем, последний написал на восковой табличке обязательство передать Волкацию сто восемьдесят три тысячи четыреста сестерциев не позднее февральских календ текущего года. После этого Минуций скрепил документ печатью своего золотого перстня и передал табличку свидетелям, которые тоже приложили к воску свои печатки.
По оформлении сделки сотрапезники поздравили товарища с новым приобретением, совершив все вместе очередное возлияние в честь Двенадцати богов Согласия.
— Можешь идти, Ювентина, — сказал Минуций девушке. — Не забудь присоединиться ко мне, когда я отправлюсь домой…
Говоря это, молодой человек не отказал себе в удовольствии победоносно взглянуть в сторону Публия Клодия, но тот сделал вид, что с увлечением смакует только что поданную на стол гусятину под кисло-сладким соусом.
Застолье продолжалось еще около часа и составило восемь перемен, что свидетельствовало о необычайной щедрости хозяина дома.
Потом были поданы кости и игральные доски из полированного кипарисового дерева, причем Минуций снова привлек всеобщее внимание, небрежно высыпав перед собой на стол целую пригоршню золотых денариев, показав тем самым, что он готов играть по-крупному.
Игра закипела.
Первые ставки снял Дентикул, который два раза кряду выбросил «Венеру» [238] . Затем счастье перешло к Минуцию, после чего снова к Дентикулу и поочередно то к Либону, то к Сильвану. Больше всего не везло Приску — его преследовали «собаки» [239] .
Тициний после многих неудач все же отыгрался. Минуций выиграл около четырехсот денариев серебром. Дентикул, выигравший в общей сложности три тысячи сестерциев, шумно радовался своему успеху. Приск проиграл полторы тысячи сестерциев наличными и еще остался должен Сильвану, любезно согласившемуся дать юноше под расписку тысячу сестерциев, которые сам выиграл у Волкация.
238
«Венера» — самый удачный бросок при игре в кости.
239
«Собака» — самый неудачный бросок при игре в кости.
Игроки засиделись допоздна.
Только в первую стражу ночи [240] Клодий, игравший все время с переменным успехом и в конце концов потерявший сотню денариев, потребовал обувь [241] .
Остальные гости, прервав игру, последовали его примеру.
— Не унывай, — говорил Дентикул расстроенному Приску, — Не в последний же раз зашло солнце. Завтра будут скачки и гладиаторы. Улыбнется и тебе Фортуна — отыграешься…
Минуций покинул гостеприимный дом вместе с Ювентиной, державшей в руках небольшой узелок, в котором уместились все ее пожитки.
240
Первая
241
Римляне, перед тем как им «возлечь» за пиршественный стол, снимали свою обувь, отдавая ее слугам.
Одета она была в двойной хитон [242] из грубой шерсти с наброшенным поверх него стареньким гиматием [243] (римляне своих рабов и рабынь, даже если они родились в Риме, одевали, как правило, в греческие одежды; тоги могли носить только римские граждане, а столы [244] и паллы [245] — только свободные женщины).
На улице уже было совсем темно.
У портика [246] дома Волкация продрогшие рабы с факелами в руках поджидали своих загулявших господ.
242
Хитон — верхняя одежда у греков (у римлян — туника). Мужчины, как правило, носили короткий хитон. Женщины чаще всего надевали так называемый двойной хитон — длинное, до пят, платье с поясом.
243
Гиматий — греческий плащ, носившийся как мужчинами, так и женщинами.
244
Стола — длинное просторное платье римских женщин.
245
Палла — верхнее парадное платье до пят, надевавшееся римскими женщинами поверх столы.
246
Портик — в богатых римских домах перекрытие от дождя у входа, поддерживаемое колоннами; вообще крытая галерея с колоннадой для защиты от дождя и солнца.
Геродор, раб Минуция, рослый и крепкий малый лет двадцати восьми, встретил господина, держа в руке зажженный восковой факел.
Он удивленно покосился на Ювентину.
— Не бойся, она не кусается, — с усмешкой сказал ему Минуций. — Возьми ее за руку и следи, чтобы девушка не споткнулась и не расшиблась в темноте.
По пути он не проронил больше ни слова, погруженный в свои мысли, судя по всему, невеселые.
В доме на Кипрской улице еще никто не спал в ожидании прихода господина.
Все домочадцы собрались в полутемном атрии, освещенном лишь двумя светильниками на канделябре, который стоял на треножнике рядом с алтарем ларов.
— О, боги! А это кто? — воскликнула Неэра, увидев Ювентину, неуверенно перешагнувшую через порог вслед за Минуцием.
— Она будет жить с нами, — сказал Минуций, устало зевая. — Позаботься о ней, Неэра.
Сказав это, римлянин удалился в свои покои, сопровождаемый Пангеем, освещавшим путь господину восковой свечкой.
Собравшимся в атрии рабам трудно было превозмочь любопытство, и они мало-помалу обступили девушку, разглядывая ее, словно дети, которым показали новую игрушку.
Это была сплошь одна молодежь.
Минуций терпеть не мог стариков и пожилых. Он чувствовал потребность видеть в своем доме одни лишь молодые лица.
Исключение составляла Неэра, возраст которой приближался к шестидесяти. Но она нянчила молодого господина во младенчестве, заменив ему в сущности рано умершую мать. В доме все слуги слушались ее как хозяйку.
— А ну-ка, расходитесь! — властным тоном сказала Неэра. — Спать пора. Завтра никого из вас не добудишься.
Потом она обратилась к Ювентине: