Хроника
Шрифт:
Язык «Хроники» демонстрирует происшедшее в раннем средневековье в разговорной речи романского ареала и проявившееся в латинских текстах этого периода изменение грамматического строя языка от синтетического к аналитическому (замена большинства флективных форм, выражающих грамматические отношения путем изменения окончаний, перифразами – описательными выражениями). В тексте «Хроники» наблюдается довольно частое употребление нетипичных для классической латыни аналитических глагольных форм – например, новых форм аналитического пассива: factus fuerat вм. factus erat «был сделан», facte fuerunt вм. factae sunt «были сделаны», captus fuisset вм. captus esset «был бы схвачен», – свидетельствующих о развитии системы аналитического пассива путем привлечения всех форм глагола esse «быть», выступающего в этих формах в качестве служебного компонента. Можно найти в тексте и еще одну форму выражения пассива, также получающую все большее распространение
Часто встречается неизвестная в латыни классического периода описательная конструкция – сочетание глагола facere «делать» с инфинитивом глагола действия или состояния. Назначение этой перифразы – передать воздействие человека на окружающий мир, в том числе и на другого человека, с целью вызвать названное действие или состояние: faciebat iurare «заставлял клясться», fecit venire «заставил прийти», fecit decapitari «казнил» (букв, «заставил быть лишенным головы»), fecit fieri «сделал» (букв.: «заставил стать»). Существует мнение, что эта конструкция появилась в поздней латыни под влиянием греческого языка, который, как уже говорилось, в это время получил большое хождение на римских территориях в связи с распространением христианства и, соответственно, религиозных текстов на греческом языке.
Регулярно используется сочетание смыслового глагола с глаголом coepi «начал» для обозначения начала действия вместо принятого в классической латыни употребления в этой функции имперфекта (imperfectum de conatu): ceperunt (вм. coeperunt) nascondere «начали прятать», ceperunt contendere «поспешили», tremere ceperunt «задрожали», febricitare cepit «заболела лихорадкой» и т. д.
Среди грамматических новообразований в языке «Хроники» есть и глагольная перифраза, обозначающая результат действия, – прототип аналитического романского перфекта: habeo excusatos «оправдал их». Примечательно, что в приведенном примере перифраза еще не носит формализованного характера, на что указывает согласование причастия с объектом (употреблено в форме мужского рода множественного числа). Буквальный лексический смысл данной перифразы: «обладание» и «результат действия как признак» (букв. перевод: «имею оправданными»). Нередки, описательные формы степеней сравнения прилагательных: valde grande «очень большое», erant multe valde «были очень многочисленны». Предложные конструкции заменяют падежное управление: frater de Penitentia (вм. родительного падежа) «брат из ордена "кающихся"».
Указательное местоимение ille «тот» довольно часто употребляется в самом общем указательном значении (без локализации в пространстве, свойственной этому местоимению в классической латыни), что заставляет вспомнить о сформировавшемся на его основе в романских языках (в том числе и в итальянском) определенном артикле: Illam etiam congregationem illorum ribaldorum et porcariorum et stultorum et ignobilium qui se dicunt Apostolos esse... omnino destruxit – «он также совершенно упразднил орден тех самых мошенников и свинопасов, и дураков, и простолюдинов, которые "говорят о себе, что они" апостолы...» (с. 278). Ideo isti Ghirardino, qui fuit eorum principium, illud Ysaie verbum non immerito convenire videtur «представляется, что к этому самому Герардину, который был их главой, вполне заслуженно подходят такие слова Исаии» (с. 279). В свою очередь, числительное unus «один», которое легло в основу романского неопределенного артикля, также весьма часто встречается в этом новом употреблении на страницах «Хроники»: Non sum ego bene unus homo? «Разве я уже не человек?» (с. 402). Rogant me fratres de Ianuensi conventu quod satisfaciam eis de uno bono lectore «Братья из генуэзского монастыря просят меня, чтобы я направил к ним хорошего лектора» (с. 325).
«Романское» языковое мышление автора отчетливо проявляется в структуре предложений на протяжении всего текста «Хроники». Свидетельство тому – «прямой» порядок слов, обилие предложных конструкций, замена компактных инфинитивных оборотов, характерных для литературного латинского языка, придаточными предложениями и т. д. Примеров проявления «романского» синтаксиса в языке «Хроники» – огромное множество. Приведем лишь некоторые. Так, большое распространение получают конструкции с предлогами ad и de, потеснившими другие латинские предлоги и взявшими на себя их функции: emissus de ordine «изгнанный из ордена»; venerunt de Ianua «прибыли из Генуи»; ludam ad taxillos «сыграю в кости» и др. Примеры придаточных предложений, заменивших инфинитивные обороты: nolens quod tot essent Ordines mendicantes... «не желая, чтобы было так много нищенствующих орденов...» (с. 292); et dicimus quod non «а мы говорим, что нет» (с. 310); ego scribam ministro et fratribus illis quod habeant te bene recommendatum «я напишу настоятелю и братии (illis – в значении определенного артикля), чтобы они тебя хорошо приняли» (с. 325); video quod cor habetis attonitum «вижу, что вы смятены духом» (с. 289); ordinavit quod mulieres longas caudas vestium non haberent
В лексике «Хроники» – обилие новых слов, отсутствовавших в латинском языке классического периода или имевших несколько иное значение. Эти инновации объясняются потребностью обозначить новые реалии в жизни итальянского общества XIII в., они вызваны внешними, экстралингвистическими факторами. Одновременно лексические новообразования отображают и внутренние процессы развития языка – в частности, стремление разговорной речи к «прозрачности» значения слова, поиск большей фонетической выразительности, эмоциональной экспрессивности. Отсутствие четких границ между разговорной и книжной традицией, обычно создаваемых литературной нормой, открывает дорогу в литературу разговорным словам, выражениям, оборотам речи. Происходят изменения в значении слова в результате его переноса на основании смежности понятий (метонимия) или их сходства (метафора), расширения или, наоборот, сужения первоначального значения. Вот несколько примеров такой новой (или обновленной) лексики: firmavit употреблено в значении «запер» (ср. франц. fermer «запирать»), в то время как класс. лат. firmare – «укреплять»; potestas, класс. лат. «власть, могущество», стало обозначать человека, обладающего властью: «глава города», исторический термин «подеста» (ср. итал. podesta); commune (от класс. лат. communis,-е «общий,-ая,-ее») «коммуна», то есть средневековый свободный город (итал. comune cittadino «городская коммуна»); custos, класс, лат. «страж, сторож», обрело новое значение «кустод, старший священник, настоятель провинциального монастыря в ордене францисканцев»; locus «место», domus «дом» употребляются в значении «обитель, монастырь», наряду со словом conventus (ср. итал. convento).
Возникает большое количество новых слов, образованных с помощью суффиксов, уже ранее использовавшихся в разговорной латинской лексике: arcarius (в класс. лат. – sagittarius) «стрелок из лука, лучник» (ср. итал. arcare «гнуть»); infirmitorium (от лат. infirmus «больной») «больничный покой» (ср. итал. infermeria «изолятор, приемный покой, приемная врача»); refectorium «трапезная в монастыре» (итал. refettorio); carrocium (от лат. carrus «телега») «боевая повозка» (итал. carroccio); глаголы stultigare (от лат. stultus «глупый») «делать глупости», evangeligare (от греч. заимствования evangelium «благая весть») «благовествовать», scandaligare (грецизм scandalum «соблазн») «соблазнять, искушать» и др.
Стремление к прозрачной «внутренней форме» ведет к возникновению новых сложных слов: forinsecus и extrinsecus (лат. foris и extra «вне») «изгнанный из города, находящийся вне города» (ср. итал. fuoruscito); intrinsecus (лат. intra «внутри») «находящийся внутри городских стен»; crucesignare (из лат. crux «крест» и signare «отмечать, обозначать») «принимать, носить знак креста» (об участниках крестового похода); crucesignatus «отмеченный знаком креста», «крестоносец» (итал. crociato); наконец, crucis signatio «крестовый поход». К числу неологизмов в средневековом латинском языке относится и слово dictamen «искусство сочинения», «искусство составления писем», а затем и «прозаическое сочинение» (ср. итал. dettame «предписание») – от латинского глагола dictare «диктовать, сочинять».
Салимбене охотно разнообразил свою лексику словами греческого происхождения, так называемыми грецизмами: andria (греч. ??????) «мужество»; bissus<byssus (греч. ??????) «тонкое полотно, виссон»; diadema (греч. ???????) «диадема», «головная повязка», в «Хронике» – в значении «венец», «корона»; conctus<contus (греч. ??????) «дротик», «копье» и др.
В тексте встречается очень много латинских слов, имеющих точные итальянские эквиваленты, видимо, привычные и часто употребляемые автором «Хроники»: уже упоминавшаяся carrocium «боевая повозка» (итал. carroccio), rebellavit «восстал» (итал. глагол ribellare), assasini «убийцы» (итал. assassini), mercatum «рынок» (итал. mercato), maritare «выдавать замуж» (итал. maritare), fornata «выпечка» (итал. fornata), incarcerati «заключенные в тюрьму» (итал. incarcerati), salarium «жалованье» (итал. salario), fortilitium «укрепление, крепость» (итал. fortezza), beccarius «мясник» (итал. beccaio), bannus «ссылка, изгнание» (итал. bando, арх. banno), ribaldus «грабитель, мошенник» (итал. ribaldo), parrochiales «приходские» (итал. parrocchia «церковный приход»), caputium «капюшон» (итал. cappuccio), guerra «война» (итал. guerra), treugua «перемирие» (итал. tregua), toalia «скатерть» (итал. tovaglia) и др.
Многочисленные отступления от правил орфографии, обилие новых грамматических и лексических элементов, характерных для поздней латыни и формирующихся романских языков, сам строй предложения, «линейный» (а не «рамочный», как в литературной латыни классического периода) порядок слов, замена характерных для классической латыни инфинитивных оборотов придаточными предложениями – все эти особенности «выдают» время написания «Хроники», убедительно свидетельствуя о «романском» языковом мышлении ее автора, о происшедших необратимых изменениях в развитии языка, прочно утвердившихся в языковом опыте его носителей.