Хроника

Пармский Салимбене

Если взглянуть на сочинение пармского монаха XIII в. Салимбене де Адам с этой точки зрения, то нетрудно убедиться, что стиль «Хроники» тяготеет преимущественно к библейской традиции, а именно – к смешению «высокого» и «низкого» стилей. Многоплановость и многосюжетность «Хроники», обилие описываемых исторических и религиозно-культурных событий, деяний отдельных персонажей, в том числе германских и французских королей и римских пап, множество жанровых сцен из жизни и быта светского и церковного общества обусловили разнообразие стилевой окраски повествования.

Салимбене хорошо знал современную ему действительность, встречался со многими выдающимися людьми своего времени из светских и церковных кругов, интересовался всеми политическими и религиозными событиями как давно минувших дней, так и теми, современником которых он оказался. Все, что он видел и узнал, он постарался описать в своей книге. Вот почему его «Хроника» так пестра по содержанию и стилю изложения. Часто она напоминает то анналы и городские хроники, то исторические сочинения, то проповедническую литературу. Сочинение Салимбене начинается с кратких сообщений о различных исторических фактах, заимствованных из «Хроники» Сикарда, епископа Кремонского (конец XII – начало XIII в.). Из этого источника Салимбене черпает информацию вплоть до событий 1212 г. Для дальнейшего повествования он использует сочинение Альберто

Милиоли «О временах и летах», историческая канва которого охватывает промежуток времени до 1283 г. Наконец, Салимбене переходит к современной ему жизни: он рассказывает о междоусобицах, сражениях враждующих политических группировок и городов-коммун, державших либо сторону пап, либо сторону императора, о землетрясении, затмении луны и о многих других событиях, происшедших в том или ином году, свидетелем или современником которых он являлся. Это повествование выполнено в стиле анналов и городских хроник, о чем свидетельствуют характерная для этого жанра краткость и лаконичность изложения, а также такой стилистический прием, как употребление сочинения (соединения частей повествования повторяющимся союзом «и» как не зависящих друг от друга) вместо подчинения (обозначения специальными союзами смысловой зависимости между частями высказывания). С помощью этого приема автору удается не только воспроизвести хронологическую цепочку событий, но и добиться путем поступательного «наращивания» информации эмоционального воздействия этого описания на читателя. Например, так построены две главы, повествующие о смерти графа Лодовико в обители братьев-миноритов в Реджо и об убранстве его останков (с. 562): Et sequenti nocte ... mortuus est presentibus fratribus Minoribus... Et optime ordinavit de anima sua ... Et in suis exequiis fuerunt omnes religiosi de Regio et multe religiose et tota civitas Regina ... Et nobiliores de Regio fuerunt corporis portitores, feretrum deportando. Et in loco fratrum Minorum fuit sepultus. Et indutum erat dictum corpus eius de scarleto cum pulcra pelle varia et cum pulchro pallio, et ita ornate positum fuit corpus eius ... in pulcherrimo mausoleo ... Et habuit ensem precinctum et in pedibus calcaria deaurata et ad cingulum de serico magnam bursam et in manibus cyrotecas et in capite pulcherrimam capellinam. ... Et dictus comes reliquid dextrarium et arma sua predicto loco fratrum Minorum. «И на следующую ночь ... он умер в присутствии братьев-миноритов... И он наилучшим образом распорядился своей душой... И в его похоронах участвовали все монахи и много монахинь города Реджо, да и весь город Реджо... И самые знатные люди Реджо на своих плечах несли гроб с его телом. И был он погребен в обители братьев-миноритов. И одето было названное его тело в пунцовую ткань с красивым беличьим мехом и в красивый покров, и... убранное таким образом его тело было положено в прекраснейшую усыпальницу. ... И был он препоясан мечом, и на ногах у него были золоченые шпоры, и большая сумка на шелковой перявязи, и на руках перчатки, и на голове весьма красивый берет... И названный граф оставил своего боевого коня и оружие вышеназванной обители братьев-миноритов».

Заметим, что в русском переводе «Хроники» нередко приходилось отказываться от буквального воспроизведения этого приема, поскольку в нашей языковой стилистике он ассоциируется с жанром былин и не отражает возникающего в латинском тексте эмоционального напряжения.

Но автор далеко не всегда краток и лаконичен. Так, при описании деяний императора Фридриха II, его полной драматизма борьбы с папством и городами Северной и Средней Италии, поддерживавшими папу в его споре с императором за власть, и тех бед, которые эта борьба принесла народу, Салимбене создает красочные картины, проявляя талант тонкого наблюдателя и рассказчика, метко схватывающего и подчеркивающего характерные детали при обрисовке внешнего облика и передаче внутреннего состояния того или иного персонажа. В такие моменты его изложение становится страстным и живым, что свойственно стилю исторических повествований. Автор динамично и увлекательно описывает яркие, запоминающиеся эпизоды этой борьбы, дает портретные зарисовки, раскрывающие характеры Фридриха II и его окружения, церковных сановников, простых монахов, людей из народа. В «Хронике» немало глав, написанных в возвышенном ключе, – в частности, красочное описание одного двора в Пизе, куда Салимбене и его товарищ зашли просить подаяния (с. 51). В то же время, когда автор рассказывает забавные истории из жизни отдельных персонажей, манера его изложения весьма схожа с художественной стилистикой новелл. В тех местах «Хроники», где даются зарисовки жанровых сцен из жизни простого народа, преобладает «низкий» стиль, нередко тяготеющий к натурализму и буффонаде, – такова, например, история с пирогом, подаренным священнику одной женщиной (с. 443–444).

При создании своего исторического полотна Салимбене использует определенные художественные приемы. Как правило, при описании положительных персонажей, особенно лиц благородного происхождения, он прибегает к шаблонным «постоянным» эпитетам: curialis et liberalis homo et largus «приветливый и радушный человек, и щедрый», или: homo litteratus «образованный человек» (и антитеза к нему: homo illitteratus «необразованный человек»). Папе Иннокентию III также вначале дается шаблонная характеристика: Innocentius papa fuit audax homo et magni cordis «папа Иннокентий был человеком смелым и великодушным», homo sapiens et litteratus «человеком мудрым и образованным». Но после этой достаточно безликой характеристики, чтобы подчеркнуть шутливый нрав папы, Салимбене использует строфу из «Двустиший» Катона Дионисия (III, 7), отмечая таким способом, что папа interponebat suis interdum gaudia curis «в ткань своих забот вплетал порой и веселье» (с. 39). В подтверждение этого Салимбене приводит забавный диалог между Иннокентием и повстречавшим его неким жонглером, который приветствовал папу стихами собственного сочинения, а тот, в свою очередь, отвечал ему в том же духе, очевидно, давая понять, что per quemcumque casum fit interrogatio, per eumdem debet fieri responsio – «в каком духе вопрос, в таком же духе должен быть ответ», и демонстрируя тем самым остроумие и находчивость:

Papa Innocentium doctoris omnis gentium, salutat te Scatutius et habet te pro dominus. Папу Иннокентия, смертных просветителя, приветствует Скатуччи, о, господин мой лучший!

В ответ ему папа:

Et unde est Scatutius? Откуда ты, Скатуччи?

Скатуччи:

De Castro Recanato, et ibi fui nato. Из замка Рекано, я родился тамо.

Папа:

Si veneris Romam, habebis multam bonam. Если

в Рим твоя дорога, то даров получишь много. (с. 39–40; пер. М. Л. Гаспарова)

К сожалению, стихотворный перевод не может передать того, что, несомненно, вызывало смех у современников Салимбене, читающих или слушающих эти стихи, – чудовищных ошибок в латинском языке невежественного жонглера, превращающих его речь почти в бессмысленный набор слов, где прилагательное не согласовано с существительным, а падежи существительных не соответствуют требованиям правильного построения фразы. Первая строфа должна была бы выглядеть так: «Papam Innocentium, / doctorem omnium gentium, / salutat te Scatutius / et habet te pro domino (или: habet te dominum)», – буквальный перевод: «Тебя, папу Иннокентия, учителя всех народов, Скатуччи приветствует и считает [своим] господином»; возможен и такой вариант первых двух строк (в форме обращения, в латинском языке – звательный падеж): «Рара Innocenti, / doctor omnium gentium». В ответе Скатуччи на вопрос папы вместо «fui nato» должно быть: «fui natus» («я родился»). И образованный Иннокентий, подстраиваясь под собеседника, сознательно делает ошибку в последней строке приводимого текста: «habebis multam bonam» (также не имеющее смысла выражение, в буквальном переводе: «будешь иметь многочисленную хорошую») вместо «habebis multa bona» – «будешь иметь много благ» [2859] .

2859

Ср. оригинальную трактовку этого диалога в кн.: Guyotjeannin О. Salimbene de Adam: un chroniqueur franciscain. Brepols, 1995. P. 99–100.

Многочисленные жанровые сцены из быта монахов и мирян, созданные Салимбене, дают возможность не только узнать о различных сторонах повседневной жизни, но и увидеть живого человека той далекой эпохи. Так, рассказывая о проделках монаха из ордена миноритов Диотисальви и называя его изрядным насмешником (magnus trufator), Салимбене подробно описывает, как тот подшутил над монахами из ордена проповедников: он попросил у них на память часть рубашки брата Иоанна Виченцского, много возомнившего о себе, и затем непотребно обошелся с этим куском ткани (с. 88). Салимбене не забывает подкрепить рассказ о проделках Диотисальви цитатой из Библии, часто приводимой в «Хронике» по разным поводам: «Не отвечай глупому по глупости его, чтобы он не стал мудрецом в глазах своих» (Притч 26, 5).

Живую сцену создает Салимбене и в рассказе о магистре Бонкомпаньо Флорентийском, который был известным учителем грамматики и, «как все флорентийцы, был великий шутник» (trufator maximus). Салимбене повествует, как этот человек одурачил жителей Болоньи, пообещав показать, что он умеет летать с помощью приделанных к спине крыльев. Весь народ собрался, от мужчины до женщины, от отрока до старца. Но после того, как все долго смотрели на стоявшего на вершине горы Бонкомпаньо, они услышали от него такие слова: «Ступайте с Богом, и да будет вам достаточно того, что вы узрели лик Бонкомпаньо» (с. 87). Ив данном случае для полноты обрисовки образа этого острослова Салимбене прибегает к стихам – он приводит по памяти сочиненный Бонкомпаньо ритм-эпиграмму (стихи с однородными окончаниями строк) [2860] на брата-проповедника Иоанна Виченцского:

2860

О ритмических стихах см.: Гаспаров М. Л. Средневековые латинские поэтики в системе средневековой грамматики и риторики // Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье. М., 1986. С. 154–155.

Et Iohannes iohannicat et saltando choreizat. Иоаннствует Джованни И усердствует в плясанье… (с. 86; пер. M. Л. Гаспарова)

Среди событий, попавших в поле зрения Салимбене, – «Аллилуйя», народное движение за прекращение междоусобиц и войн, участники которого отличались чрезвычайной набожностью. Салимбене рассказывает о появившихся в то время во множестве проповедниках, среди которых было немало как выдающихся личностей, так и вполне заурядных, нередко и малообразованных, но преданно и усердно славящих Господа. Таков в описании Салимбене брат Бенедикт, «человек простой и необразованный, но весьма безупречной и честной жизни» (homo simplex et illitteratus et bone innocentie et honeste vite). Салимбене живописует его колоритную фигуру в необычном длинном черном одеянии с нашитым на спине и на груди большим красным крестом. Ходил он с трубой в руке, в сопровождении огромной толпы отроков. Он произносил проповеди на вольгаре (народном говоре Италии), и отроки повторяли его слова. Заканчивал он свою речь пением «Ave Maria» в народном варианте (с. 80– 81). Антиподом брату Бенедикту в описании Салимбене является фигура другого проповедника, широко известного в то время Якобина Реджийского, родом из Пармы. Салимбене характеризует его в таких словах: «Якобин Реджийский, родом из Пармы, был человеком образованным (homo litteratus), лектором богословия (lector in theologia) и даровитым (copiosus), красноречивым (facundus) и изящным проповедником (gratiosus in predicationibus); он был живым (alacer), радушным (benignus), милосердным (caritativus), общительным (familiaris), любезным (curialis), благородным (liberalis) и щедрым (largus)».

А вот каким предстает перед нами король Иерусалимский Иоанн, тесть Фридриха II: «Король Иоанн был большим (magnus), плотным (grossus), высоким (longus statura), сильным (robustus), храбрым (fortis) и опытным в бою (doctus ad prelium), так что его считали вторым Карлом» (с. 50) [2861] . Салимбене, помимо традиционной для него характеристики личных качеств своего героя, дает описание и его внешнего облика, прибегая при этом к образным параллелям: он сравнивает короля Иоанна не только с Карлом Великим, но и с библейским персонажем Иудой Маккавеем, приводя стих из Библии (1 Мак 3, 4): «Он уподоблялся льву в делах своих и был как скимен, рыкающий на добычу» (с. 51) – имеется в виду схожее поведение в бою Иуды Маккавея и короля Иоанна.

2861

Об употреблении Салимбене эпитетов и слов-терминов, обозначающих положительные качества персонажей «Хроники», см.: Paul J., D'Alatri М. Salimbene da Parma. Roma, 1992. Cap. 2. Elogie delle persone e ideale umano. P. 35–58.