Хроники царя Давида
Шрифт:
— Однако Вирсавия согласилась просить за Адонию и пришла к царю. Соломон встал ей навстречу, поклонился и приказал поставить кресло для своей матери, чтобы села она по правую руку от него. «У меня к тебе небольшое дело, — сказала госпожа Вирсавия, — и я прошу тебя не отказать своей матери». И царь сказал в ответ: «О чем просишь, мать моя? Я не скажу тебе „нет“».
И она, Вирсавия, как будто снова стала прежней — женой Урии: тише воды, ниже травы, но на кончике ее языка таилась смерть.
И молвила она: «Отдай сунамитянку Ависагу в жены брату твоему Адонии».
Руки Аменхотепа задвигались, словно головы двух змей, нападающих друг на друга.
— Я видел лица дееписателя Иосафата, сына Ахилуда, и Ванеи, сына Иодая: они были, будто каменные. Лицо
Соломон сразу же заподозрил заговор. Ведь всякая власть произрастает из заговора, и поэтому власть имущим он мерещится повсюду. Вирсавия хорошо понимала это.
— Тогда царь стал кричать на Ванею и на меня: какие же мы верные слуги, хороша же наша бдительность, если брат его Адония и девица Ависага любезничают друг с другом, прямо у нас под носом. И где же были все царские вельможи и советники, если он лишь от своей матери узнает, что творится в его царстве? «Да обрушит на меня ГОсподь все свои кары, — заявил он, — но Адония сказал это во вред жизни своей. Посему, как свят БОг, укрепивший меня и посадивший меня на престол отца моего Давида, еще сегодня Адония должен умереть».
Я вспомнил темные пятна на тряпице, которые были кровью Адонии, и дрогнувшим голосом спросил Аменхотепа, какое отношение имею к этой смерти я.
Аменхотеп долго смотрел на меня, и в его покрасневших глазах был недобрый блеск:
— Разве не долг каждого сына Израиля идти путем ГОспода и сообщать властям о недостойных деяниях своих ближних? Разве тебе не было известно нечто важное для слуг царя?
— А разве вы этого не знали? — отвечал я.
— Конечно!
Он повернул голову так, что стал похож на одну из фигур, какие египтяне высекают на колоннах, называемых обелисками; и улыбнулся такой же, как у них, загадочной улыбкой.
О ПРИРОДЕ ВЛАСТИТЕЛЕЙ:
Знаешь ли ты такого человека, что разбирается в своем деле? Он будет стоять перед царями.
Как непостижимы высота неба и глубина земли, так непостижимо и сердце царя.
Если делишь ты трапезу с властителем, то внимательно смотри, что тебе подали; и не будь алчен, лучше приставь нож к своему горлу, ибо пища эта опасна.
Если царь боится, он рычит, точно лев; кто разгневает его, тот грешит против собственной жизни.
Камень тяжел, и песок давит на спину, но гнев глупца тяжелее, чем оба эти груза, и вынести его труднее.
О СОСТОЯНИИ В ЦАРСТВЕ:
Там, где никто не мечтает о будущем, народ становится диким и обездоленным.
Если властитель слушает ложные речи, то и все, кто у него на службе, нечестны.
Их сердца стремятся к разрушению, а уста советуют злое.
Жаждущие крови ненавидят праведное.
Кого только не сотворил ГОсподь: да, даже подлеца для злодеяния.
Пусть праведник семь раз упадет, он все равно встанет; подлецы же погрязнут в своей подлости.
ОБ УЧАСТИИ В ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ:
Может ли быть так, что у человека в груди огонь, и при этом его одежды не сгорят? Может ли он ходить по горячим углям, чтобы не обжечь ступней своих?
Не высовывайся в присутствии царя и не становись туда, где стоят сильные мира сего.
Умный человек скрывает свои знания; уста же дурака есть его смерть, они превращаются в ловушку для него же самого.
Лошади — кнут, ослу — узда, а дураку — розги по спине.
Как плавильный тигель — серебро, а печь — золото, так ГОсподь испытывает сердца.
О ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ
Подлец пускается наутек даже тогда, когда никто за ним не гонится: праведник же смел, словно лев.
Кого обуревает гордыня, того ждет крах, а падению предшествует высокомерие.
Умный предвидит беду и остерегается; глупец же идет вперед, навстречу несчастью.
Предусмотрительность будет оберегать тебя, а разум защищать, чтобы не оказался ты на одной дороге со злодеями и лжецами.
Жребий тянут у тебя на коленях; но выбор падает так, как это угодно ГОсподу.
О ПОСЕЩЕНИИ ФАМАРИ, ДОЧЕРИ ДАВИДА, И ДАЛЬНЕЙШЕМ ПОИСКЕ ИСТИНЫ:
Подумай перед тем, как сделать шаг, тогда ты наверняка будешь идти своим путем.
В сердце человека созревает множество планов, состоится только то, что определит ГОсподь.
ГОсподь не оставит в беде душу праведника.
20
— Как БОг свят, — сказал начальник стражи у городских ворот, — это же наш историк. Видать, твоя история оказалась никому не нужной, а может мостовые Иерусалима слишком горячи для твоих ног, ибо приехал ты сюда с многочисленными ослами, а покидаешь нас всего с одним?
Подивившись великолепной памяти офицера, я сказал:
— Да, прошло уже немало времени с тех пор, как приехал я сюда со своей семьей и своими архивами; теперь же я живу в доме № 54 по переулку Царицы Савской, а сейчас вот еду по царскому поручению.
И я показал ему свои документы.
Тем временем вокруг нас собрались нищие и прочий сброд, что околачивается у городских ворот; они бросали шуточки о крысах, покидающих дом, в который пришла чума; кто-то выкрикнул, что кровь Адонии, пролившаяся на улице, — это только начало, скоро на холмах вокруг Иерусалима будут торчать виселицы, и на каждой будет болтаться паразит, сосавший кровь из народа, из простых трудяг.
Начальник стражи взмахнул своей многохвостой плеткой над их головами и рявкнул:
— Молчать, чертово отродье, нечисть паршивая! Плачут ваши задницы по розгам, и, видать, хотите, чтобы языки у вас повырывали? ГОсподь дал вам слишком много свободы, да и царь слишком уж добр. А мозги-то у вас усохли, не больше горошины; или вы забыли, кто правит в этой стране — мудрейший из царей Соломон, верный ему Ванея с хелефеями и фелефеями; они каждого насквозь видят и научат вас держать языки за зубами.
Мне же он сказал:
— Убирайтесь отсюда поскорее. Вы, грамотеи, только раздражаете народ, да и царским слугам от вас лишние хлопоты?
Итак, отправился я в путь на север, к Беф-Сану, по дороге, ведущей мимо храма в Ноумве, которой в свое время воспользовался Давид, когда бежал от Саула.
А душа моя тревожилась об Эсфири, моей больной жене, оставленной дома, и о наложнице моей Лилит, которая почему-то не проводила меня, когда я уезжал, и о своем будущем, которое представлялось мне в высшей степени ненадежным: покинув Иерусалим, я избежал на этот раз прямого удара, но я уже слишком стар и постоянен в своих привычках и в своем образе жизни, чтобы приспособиться, например, к длительному выживанию в пещерах или в пустыне.
Доехав до большого камня, из которого бьет пограничный родник (названный так потому, что до этого места простиралась страна иевусеев, пока Давид не разбил их и не захватил Иерусалим), я вдруг увидел сидящую у источника стройную женскую фигурку, закутанную в белую накидку; в руках женщина держала узелок.
Сердце мое чуть не выскочило из груди, ибо я узнал Лилит; горло мое моментально пересохло, так что, остановив осла, я некоторое время не мог произнести ни слова.
Лилит, открыв лицо, подошла ко мне, взяла за руку и сказала: