Хроники царя Давида
Шрифт:
Но начальник стражи выхватил из-за пояса плеть и взмахнул кожаными ее ремнями над головами. Шем и Шелеф торопливо собрали дощечки. Я уложил их обратно в ящик и наспех завязал его.
Так вступили мы в этот город.
Ах, это лето! Это лето в Иерусалиме!
Один пронизанный солнцем день сливается со следующим. Эсфирь страдает. Хулда дремлет, и пот струится по ее отекшему лицу. Даже Лилит поблекла и безрадостна.
Мне бы подумать о жаре, о мухах, о душном зловонии города, прежде чем давать слово на второй день после праздника Пасхи предоставить себя в распоряжение для работы над Хрониками царя Давида.
Каждый, кто имел возможность, бежал из города. Царь и его двор вместе с гаремом отправились в царские загородные владения на озере Киннереф, чтобы насладиться там освежающей водой; лишь только
Короче говоря, я вынужден был отказаться от своих скромных строительных планов. Кроме того, мои денежные ресурсы истощились. В царском казначействе, которое находилось к югу от строящегося Храма, осталось всего лишь несколько служащих, да и они исчезали из своих служебных комнат при первой же возможности. После многочасового ожидания мне удалось наконец обнаружить некоего Фануила, сына Муши, чиновника третьего разряда, который меня терпеливо выслушал. Затем, перерыв кучу пыльных глиняных осколков и обрывков кожи, он сообщил мне, что ни платежного поручения, ни какого-либо другого документа и даже указания относительно меня не поступало и до праздника Кущей, который царь Соломон и его приближенные будут праздновать в Иерусалиме, не стоит ничего и ожидать.
Я горестно запричитал и спросил, неужели в Иерусалиме нет никого, кто мог бы разрешить выплатить задаток и кто захотел бы это сделать?
На это Фануил, отгоняя мух от своего морщинистого лица ответил мне: даже если в Иерусалиме и нашелся бы человек, облаченный такой властью, будет ли достаточно его подписи? Сегодня он подпишет, а завтра, быть может, его уже и не будет на прежней должности, и, значит, эта подпись ничего не будет стоить. Разве известно, чьи имена значились в том списке, что передал царь Давид на смертном одре сыну своему Соломону? Поэтому каждое платежное поручение должно быть скреплено либо царской подписью, либо царской печатью.
На это я, чуя ценную информацию, заметил: я тоже слышал об этом списке, но видел ли его кто-нибудь? А может, этот эфемерный список — лишь слух, распускаемый для того, чтобы оправдать действия Ванеи, сына Иодая?
Фануил, опасаясь, что разговор может зайти слишком далеко, уклончиво ответил: не пора ли нам слегка перекусить, ибо солнце уже высоко и близится полдень?
Несмотря на то что мой кошелек изрядно похудел, я немедленно поинтересовался, не составит ли он мне компанию в скромной трапезе; быть может, он знает какую-нибудь харчевню за городской стеной, где мы смогли бы найти тень, приличное вино и сочный кусок жаркого из ягненка?
Ибо занятие историей состоит не только в изучении обожженных глиняных табличек.
И был уже царь Давид старым, и вступил он в преклонный возраст, и никак не мог согреться, хотя и была с ним сунамитянка Ависага, красивая девушка со стройной фигурой, которая нежно о нем заботилась. И знал он, что дни его сочтены; но если и отдавал он предпочтение Адонии, или Соломону, или кому-нибудь другому из своих сыновей, то об этом он молчал.
(И тогда лег царь, и смотрел в потолок, и чувствовал, как власть уходит из его рук. Он хорошо понимал, как ждут они его слова, дабы использовать его в борьбе за престол; слово это было последним, что осталось от былого величия.)
И Адония, сын Давида от жены его Агифы, проворный мужчина, родившийся после Авессалома, стал говорить: «Я буду царем!» Он взял себе колесницу, и всадников, и пятнадцать человек, которые бежали впереди него и кричали: «Посторонись! Дорогу наследнику престола, избранному царем Давидом!» И царь, услышав этот шум, даже не потребовал от сына объяснений.
(Они уже совершенно не заботились о нем. Ему же не оставалось ничего иного, как ждать, когда ГОсподь Яхве склонит чаши весов по своему усмотрению. У него, правда, было еще его слово, слово умирающего; и если он, упаси ГОсподи, отдаст свое слово не за того, за кого нужно, и тот проиграет, что же останется от него, Давида? Ибо суд людской творят те, кто приходит на смену; и от сына зависит, каким будет жить отец в памяти народа.)
Адония договорился с военачальником Давида Иоавом, дабы обеспечить себе помощь войска, и с первосвященником Авиафаром, за которым стояли священники сельской местности, стремившиеся сохранить свои маленькие храмы, и алтари на холмах, и свои доходы; оба они поддержали Адонию. И тогда принес Адония в жертву овец и быков, и упитанного тельца у камня Зохелет, что находится поблизости от источника Рогель, и пригласил туда всех своих братьев, сыновей царя, и всех мужчин рода иудейского, царских чиновников. Лишь брата своего Соломона он не пригласил.
(Соломон, второй ребенок, рожденный Вирсавией, — думал, наверное, умирающий царь, — еще в юные годы прославился своими мудрыми речами. ГОсподь ниспослал ему этот дар, ясно, что он расположен к Соломону, но никто точно не знает, что у Соломона на сердце. За Адонией стояло войско, но это войско нужно было еще собрать; а деревенские священники Авиафара рассеяны по всей стране и тяжелы на подъем, вот жрать, пить да блудить — в этом они были расторопны. Решающим было то, как поведет себя Ванея, ибо стоял он над хелефеями и фелефеями [2] , царской гвардией, а она была единственным войском, готовым к действиям немедленно.) Но вот пророк Нафан и Садок, другой первосвященник, выступавший за установление единого главного Храма со строгой властью над всеми священнослужителями и левитами, не принадлежали к сторонникам Адонии и очень его опасались. Нафан убеждал Вирсавию, чтобы спасала она жизнь свою и своего сына Соломона. Он посоветовал ей пойти к царю Давиду и сказать ему: «Разве не обещал ты недвусмысленно мне, рабе твоей, что сын мой Соломон станет после тебя царем и воссядет на твоем троне? Почему же Адония поступает так, как будто это он царь?» И обещал Нафан Вирсавии явиться за ней к царю и подтвердить ее слова. Вирсавия отправилась в царские покои и сказала царю так, как научил ее пророк Нафан, а от себя добавила: «Господин мой царь, глаза всех израильтян смотрят на тебя, чтобы ты указал им, кто должен сидеть на троне после тебя; ибо может случиться так, что когда господин мой царь отойдет к праотцам своим, я и сын мой Соломон пострадаем».
2
Хелефеи и фелефеи — личная охрана царя Давида.
(Он возлежал на своем ложе с девицей Ависагой, нежно его ласкавшей, а женщина взывала к нему. Действительно ли он давал подобное обещание? Последняя страсть мужчины самая сильная: из-за нее он совершил убийство, и Соломон был дитя греха. Но после страшной смерти Амнона и гибели Авессалома, который висел на том дубе на собственных волосах, Адония был следующим в ряду наследников. Старая женщина, просившая за своего сына, и молодая, к нему прижимавшаяся, — это было для него слишком; все мы лишь странники на этой земле, а его путешествие уже подходило к концу.)