Хроники Эллизора. Трилогия
Шрифт:
Савватий в последнее время стал гораздо более капризным и, одновременно, говорливым. Леонард уже не один раз ловил себя на мысли, что это не случайно.
– Соль, значит?
– переспросил таллайец.
– Что ж, это уже лучше, чем ничего. Без соли было бы ещё хуже! А ещё хуже, что у нас очень мало оружия!
Главный хранитель с некоторым недоумением посмотрел на своего собеседника:
– Зачем же оружие, если вокруг никого нет?
– Это пока так, любезный хранитель, а как оно дальше будет - никто не знает. У меня есть опасения, что если вдруг границы станут вновь прозрачными, мы можем столкнуться с чем или кем угодно!
– Оружие нам все равно негде взять. Пока мы в
Они помолчали некоторое время, словно бы продолжая созерцать расстилающуюся перед ними водную гладь.
– А что или кого вы, господин посол, имеете ввиду под опасностями, с которыми мы можем столкнуться, если вновь откроются границы? У вас есть на этот счёт конкретные знания?
Продолжающий "шифроваться" под посла Рейдман с минуту подумал, словно бы взвешивая, что можно в данной ситуации излагать, а что - нет.
– Да, есть некоторые предположения, - наконец, твёрдо сказал он, - это могут быть представители других народов, кланов и даже миров. Как разумные, так и не вполне разумные. Но - опасные. Даже чудовищные... И без хорошего оружия...
– добавил он после очередной паузы, - мы окажемся просто беззащитными!
Леонард в ответ помолчал и, затем, обратился к племяннику, продолжающему бросать камешки в воду:
– Савва, давай домой, оставь эти камни!
Полоумный племянник послушался, но выдал при этом очередную фразу:
– Камни нельзя оставить! Камень это основа!
Леонард про себя вздохнул, размышляя, что слова его болезнующего родственника не так уж бессмысленны, однако ни у кого нет желания попытаться прислушаться и попробовать расшифровать их.
Рейдман в свою очередь не обратил никакого внимания на слова Савватия, но в очередной раз подумал, насколько ему симпатичен Леонард - именно своим благородством и верностью своему долгу, хотя далеко не всё в этом с точки зрения элементарного здравого смысла было вполне разумно. Та же приверженность букве местного Закона - фактичекски, вороху архивных бумаг, - ну, разве это не смешно на самом деле? Точнее, даже не смешно, а печально, потому что Главный хранитель просто элементарно чах и сох над вверенными ему бумагами и свитками не в силах окончательно решить какие-то связанные с Законом проблемы. И это притом, что, действительно, хватало других животрепещущих проблем с выживанием клана.
– В общем, надо что-то придумать, - повторил посол, - с оружием...
И они неспешно пошли обратно в поселок.
Глава ТРЕТЬЯ
СЕМЕЙНЫЕ ОТКРОВЕНИЯ о. МАКСИМА
За ужином иерей Максим задумчиво ковырял вилкой в тарелке с макаронами. Аппетита почему-то не было. Из головы и сердца не шёл недавний визит в штаб-квартиру VES и общение с этим змеем Джоном Зарайским. Вот именно что - змей этот Джон! Уж он-то, о. Максим, знает такой тип чиновников! О таких людях не скажешь, что они не на месте - напротив, такие, будучи на месте, могут создать ещё больше проблем в отличие от тех, о которых можно с полным основанием заявить, что они не на месте. Однако, будучи именно что на своём месте, такого рода персонажи очень даже реализуют свою хищную натуру. А этот самый Зарайский и есть натуральный хищник! Быть может, впрочем, на этом его посту и должен находиться хищник, но часто получается так, что от его хищности страдают не только те, кто и должен по своей злонамеренности страдать, но и просто попавшиеся под руку люди, отнюдь не злонамеренные, не преступники вовсе и не террористы, скажем так. Потому что хищник есть хищник. Сколько волка не корми... А ведь о. Максим преступником
Окоёмов отхлебнул из большой полулитровой кружки чай и даже не заметил, что тот уже остыл.
– Ну, ты чего тут застрял?
– появилась на кухне супруга.
– Опять случилось что?
– Да так, - буркнул о. Максим.
– С этим новым назначением не оберёмся мы проблем.
– Да?
– Катя (так звали супругу о. Максима) присела рядом на кухонный диванчик.
– Расскажи!
Вообще матушка-супруга Окоёмова имела довольно боевой характер. Куда более шустрый, чем у самого батюшки. Тот мог иногда вспылить и славился своей невольной прямотой, тогда как его Екатерина вспыльчивой в общем-то не была, но вот заводной и неуёмно бодрой - почти всегда. Чем своего супруга и выручала, на чём держалась вся семья. Да и служебной деятельности главы семьи тоже было подспорьем. Поддержкой, иначе говоря. Вот и теперь Катя была готова в очередной раз выслушать, утешить, поддержать. Могла и посоветовать, порой, что-нибудь дельное тоже подсказать - со своей женской и материнской стороны, что тоже бывало далеко не лишним.
– Да что рассказывать!
– вздохнул честной иерей.
– Начальник в этой службе сущий змей! Непробиваемый! И ехидный, представь себе! Была бы его воля, он Церковь бы к своей организации за версту не подпустил! И только сейчас, когда его сверху обязали, был вынужден меня принять. Но чувствуется, что никакого понимания у нас с ним не будет. Одни только палки в колеса!
– Да ты не паникуй!
– начал утешать его супруга.
– У тебя же нет задачи всё за один визит решить? А так, все равно ему никуда не деться! Ты только не горячись! Бери его измором. А там потихоньку наладится всё, вот увидишь! С Божией помощью!
О. Максим ещё раз вздохнул. Подумал было, что жена должна быть, как всегда, права, но что-то на этот раз в душе продолжало свербеть, мешая прийти к такой же, как у супруги, святой уверенности, что "всё будет хорошо".
– Понимаешь, тут не всё так просто, - продолжил он свою ежевечернюю "исповедь", - там у них страшная секретность, какие-то бесконечные допуски. У меня такое ощущение, что сотрудникам этого "веса" даже на исповедь к священнику запрещается ходит...
– Разве такое может быть?
– удивилась Катя.
– Не знаю! Я прямо спросил: покажите мне параграф в ваших инструкциях, где говорится, что это запрещено! А мне в ответ: вы не имеете допуска к секретным инструкциям, чтобы в какие-либо параграфы вообще смотреть. Типа, поверьте на слово, что нельзя! Ну, каково?
– Это очень странно!
– И я так считаю!
– Ну, хоть о чём-нибудь вообще договорились?
– Представь себе, только о молебнах по большим праздникам! Ну и что будет в их здании комната-часовня, чтобы эти молебны под присмотром начальства совершать. И всё! И никаких личных, отдельных контактов с сотрудниками! И, стало быть, никакой исповеди!
Тут на кухню влетела младшенькая - копия мамы, шабутная и несколько проказливая. Чтобы её успокоить и вообще начать укладывать "баиньки", матушка была вынуждена покинуть опечаленного супруга. Зато пробудился мобильный телефон. Звонил отец - почётный пенсионер, правда, всё еще не утративший, благодаря своему имени, некоторых связей в высоких кругах. Такой до сих пор гуманитарно востребованный на разного рода съездах и конференциях, в том числе - международных. А может быть и не только гуманитарно, но и - практически востребованный: о. Максим подозревал, что очень о многом в жизнедеятельности своего отца просто не знает.