Хроники Эллизора. Трилогия
Шрифт:
В общем, до поры до времени почти всё у о. Максима вполне вмещалось в размеренную картину иерейского бытия, как вдруг вслед за одним из соборных определений-постановлений, государство повернулось еще одним боком к желанию Церкви это самое государство духовно окормлять. Именно поэтому Окоёмов уже больше часа сидел в приёмной главы этого самого VES на кожаном диванчике, за небольшой прозрачной стенкой для гостей. Больше часа - было много, потому что священно-иерей вполне справедливо считал, что его время чего-то стоит. И целый час, потраченный на ожидание в приемной большого спец-начальства, можно было рассматривать как довольно ощутимую потерю. Но, с другой стороны,
Сидел отец иерей на диванчике при полном параде - в рясе и с позолоченным наперстным крестом - перед опустевшей кофейной чашкой. На удивление, вместо секретарши у главы местного отделения спецслужбы наличествовал секретарь - высокий и моложавый, но и явно не юнец, не скажешь, что необстрелянный лейтенант, хотя о звании ничего нельзя было полагать, ведь секретарь был в штатском, в хорошо пошитом серого цвета костюме. Припомнив, что приходилось ранее читать относительно разных там спец-агентов, о. Максим попытался определить, оттопыривается ли у секретаря где-либо кобура скрытого ношения, но ничего такого не заметил. Или пистолета у секретаря не было или пиджак эту самую кобуру хорошо маскировал. Или пистолет был спрятан где-то ещё, а не в кобуре как таковой.
На журнальном столике перед о. Максимом лежала стопка журналов вполне нейтрального светского содержания. Об оружии или деятельности спецслужб в этих журналах явно ничего не было. И вообще в офисе VES ничего прямо или косвенно не говорило, чем именно эта организация занимается: оформление внутренних интерьеров казалось подчеркнуто нейтральным, даже безликим - ни тебе портретов героев-ветеранов, ни памятных грамот или орденов, вообще - никаких фотографий или характерных изображений.
Окоёмов достал из кармана рясы чистый носовой платок и тщательно протер очки в тонкой металлической оправе. Он с детства был очкариком и давно привык относиться к очкам бережно, можно сказать - с благоговением.
– Может быть, ещё кофе желаете?
– подал голос секретарь.
– Печенье, рогалики?
– Нет, спасибо!
– ответил о. Максим и тут же пожалел об этом.
Хорошее кофе он любил, а кофе здесь на удивление был хорош - оно и понятно, секретарская была вооружена весьма дорогой кофейной машиной.
– А позвольте спросить...
– решился он затеять разговор с секретарём, - где я могу вообще почитать о вашей организации, об её истории, достижениях, там...
– Не могу знать!
– крайне сухо и казенно ответствовал секретарь.
– Не интересуюсь внешними источниками. Кроме того, это зависит от вашего допуска и степени посвященности...
– И какая же у меня степень... будет?
– Не могу знать!
– был тот же ответ.
– Это зависит от Джона Александровича.
– То есть... от главы вашего? Зарайского?
– Вот именно!
– А почему он вообще Джон по имени?
Воцарилась некоторая пауза. Вероятно, секретарь обдумывал, может ли он вообще говорить на эту тему. Наконец, решил, что может:
– Это не является секретом. Джон Александрович родился в США в семье наших дипломатов! Поэтому и назван был Джоном.
– Ну, именовался бы здесь Иваном, что ли? А то Джон...
– Не могу знать!
– И вообще...
– решил пошутит Окоёмов.
– Странное дело иметь во главе целой спецслужбы, фактически, иностранца... То есть, родившегося там!
Но секретарь юмора не оценил:
– У нас международный филиал. Личность главы филиала обязательно согласовывается с правительством
На этом секретарь замолчал, и было заметно, что он несколько не в духе. Вероятно, по причине собственной излишней болтовни, которую спровоцировал о. Максим. Тот подумывал, не спросить ли ещё чего, но тут двери в кабинет Зарайского открылись, оттуда вышел чем-то весьма похожий своей безликостью на секретаря человек (тоже в штатском!), который мельком глянув на священника, буркнул:
– Вы можете зайти!
Глава VES уже не сидел в кресле за столом с тремя мониторами, но не спеша мерял свой кабинет размеренными шагами. Кабинет был довольно большим, включал в себя, помимо рабочего стола его владельца, длинный прозрачный совещательный стол, книжный стеллаж, который почему-то сверху вниз прикрывали легкие жалюзи, а так же - совершенно пустую стену с фигурным панно (так себе, какие-то завитушки!), которая в свою очередь могла бы у наблюдательного человека вызвать ощущение, что это стена фальшивая, что за этим панно скрывается что-то ещё - именно то, что не всякому входящему в сей кабинет может быть дозволено видеть.
Но о. Максим в этом смысле был не очень наблюдательным: никаких подозрений в подлинности одной из стен кабинета главы VES у него не возникло.
– Скажу вам прямо...
– заявил Зарайский после первоначальных любезностей.
– Вы представляете для нас проблему. И проблему довольно неожиданную. А ещё боюсь, что и достаточно серьёзную.
– Это почему же?
– натянуто улыбнулся в ответ о. Максим.
О себе он уже давно знал, что, несмотря на интеллигентное происхождение и такую же внешность, с дипломатией у него бывало, порой, не очень. В разведчики в этом смысле он не годился, поскольку совершенно не умел притворяться. Даже и не понятно, как настоятелем-то стал. Вероятно, случайно. А может быть, потому, что кто-то до сей поры даже и среди церковного начальства имел оглядку на его ныне здравствующего отца, имевшего в прошлом достаточно приличный номенклатурный вес, так что фамилия Окоёмов до сей поры всё ещё была в определённых кругах далеко не пустым звуком.
Зарайский уже не расхаживал, но сидел напротив за совещательным столом и был о. Максиму явно неприятен, хотя и тот, как христианин, пытался давить в себе это неподобающее чувство. Но, попробуй-ка сходу - задави! Ведь такую категорию людей, как Зарайский, Окоёмов определял одним словом: змей! Ну, змей, что тут скажешь, сразу ж видно: хитрый, неискренний, коварный, хоть и говорит что-то про прямоту... Как же, у таких людей прямота, что колючая проволока кольцами вьётся, не пройдёшь так просто - не проедешь!
– Да потому что, батюшка...
– было заметно, что Джона Александровича в свою очередь просто внутренне корёжит от подобного рода словоупотребления (батюшка, типа!).
– Да, вот потому, что никаких таких батюшек по внутреннему регламенту нашей организации просто не полагается...
– Что попы вам ненавистны, что ли?
– предпринял атаку "от противного" Окоёмов.
В ответ Зарайский засмеялся. Но смех у него тоже был не очень, скрипучий такой, сухой. Хотя могло показаться, что толика искренности в этом скрипе прозвучала. Не придуривался, вроде. Или, типа, чувство юмора ему тоже свойственно. Хотя... форменный змей с чувством юмора... это тот ещё может оказаться сюрприз!