Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...
Шрифт:
У Изуны подкашивались ноги.
– Давай, Учиха, поднажми… Ещё совсем немного осталось, – пыталась приободрить его Ёко, но отчасти и себя. – Вот-вот дойдём, вот тут пригорок и уже за ним…
Разумеется, парень не мог видеть холм. Но зато он ощущал ногами подъём. Учиха шумно дышал через рот, а бок снова нехорошо заныл. Юноша отсчитывал про себя шаги.
Раз, два, три…
Шио вдруг резко остановилась.
– Что, что такое? – встревоженно.
– Они тут все рехнулись, – выдала Ёко первое, что пришло ей в голову. – Твой брат лежит на земле, но его никто не трогает, а Хаширама Сенджу
Их не замечали – все эти чокнутые шиноби были заняты своим странным ритуалом. Сенджу сбросил доспех себе под ноги. Курама успел рассказать о Хашираме, совсем немного, но как о решительном и в меру оптимистичном человеке.
Такие на себя руки не накладывают.
– Что… брат… Мадара… – забормотал Изуна. Липкий глубинный страх за него поднялся из живота, по венам через сердце к голове и вышиб из неё все мысли. Учиха тоже ничего не понимал, там творилось что-то странное, жуткое, немыслимое в мире живых, и юноша вдруг подумал, что он всё же умер, и его телу мерещится этот бред в то время как духи уносят его душу к предкам. Поэтому Изуна поступил, как потерявшийся ребёнок – он как можно громче позвал:
– Брат!
И Ёко вторила ему, так как понимала только то, что происходит что-то ужасное; именно к этому относилось её предчувствие.
Сейчас этот Хаширама умрёт, и его тело упадёт на песок, а Сенджу набросятся и разорвут Мадару в клочья. А потом Изуна сойдёт с ума.
– Остановитесь, безумцы!!! – крикнула она, срывая голос, боясь, что её не услышат.
Всё хорошо, Мадара, поднимайся, твой брат жив и пусть это придаст тебе сил не валяться там. Пусть Курама подойдёт к ней и сначала спрячет, а потом объяснит, что происходит.
Глава Учиха вздрогнул и сел с той прытью, которой никто от него не ожидал. На неказистом пригорке стояла Шио, которую никто не заметил, предательница-Ёко, чей брат был с Сенджу, и держала Изуну.
Живого Изуну, который сейчас слепо звал его.
И Мадара забыл о Сенджу, забыл о Хашираме, который уже готов был взаправду вонзить себе нож в живот. Учиха метнулся к брату и отчего-то никто его не останавливал. Сбоку мелькнула тень, и сначала мужчина воспринял это как агрессивную попытку его остановить, но это был брат Ёко, рванувшийся к сестре.
И вовремя – Шио покачнулась и завалилась на бок. Сознание куда-то утекало, она уже не могла держать Изуну и чувствовала, как из-за собственного веса он соскальзывает куда-то вбок. Колени подкосились, и голова отключилась.
Курама ловко успел поймать её у самой земли. Шио и сама не понимала, насколько ослабла за последние сутки. Старший Ёко прижался к тёплому лбу упавшей в обморок сестры и прижал её к себе крепче.
Знал бы, что так выйдет – никуда б не отпустил.
Мадара судорожно прижимал к себе брата. Изуна слабо улыбался уголками губ, но у него не было жара, его лицо не искажала мука; он пах дорожной пылью и чистыми бинтами. Младший Учиха ласково жался к старшему, не зная, что их видят посторонние, а самому Мадаре было уже на это наплевать.
Подошедшему ближе Хашираме, который уже убрал ставший ненужным жертвенный кунай, стало неловко, и он, отвернувшись, приказал развязать
По-хорошему, необходимо было унять сумятицу среди людей, переговорить с Хаширамой раз двадцать, назначить место и сроки и сделать ещё кучу совсем неважных дел. Вместо этого Мадара нянькался с Изуной: проверял рану, сидел и спал возле него, просил прощения за глаза, варил ему постную похлёбку на огне, – и почему-то никто не смел отрывать его от этого занятия.
Изуна не сразу рассказал ему о том, что случилось, так как ему требовалось время, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Брат не мог рассказать ничего конкретного, так как не помнил из-за застилавшей разум агонии, но ключевую роль играла Ёко.
Прав был Кано, тысячу раз прав. Не зря пустили её. Изуну Мадара доверял только ей и, когда ему всё же необходимо было отойти от брата, Шио всегда приходила на его место.
На третий день младший Учиха поднабрался сил спросить о том, что происходило в момент, когда он с Ёко вмешались. Мадара рассказал всё честно и получил закономерный вопрос.
– И что теперь? – тихо, смиренно, голос брата передавал настроение спокойно вечера, ведь шиноби из безумно близко расположенных лагерей выдохлись быть всё время настороже. Уже стемнело, у ближайшего костра собрались две семьи Учиха: беременная жена одного шиноби вместе с малым сыном и дочерью другого пришли из дома к родным. Люди негромко переговаривались и отдыхали. И это в каких-то пятистах метрах от Сенджу, чьи костры были видны – немыслимо!
Глава Учиха негромко вздохнул. Помнится, Изуна всегда был против мирного соглашения.
– Я видел его решимость. Хаширама готов был покончить с собой… лишь бы вернуть моё доверие и закончить войну, – негромко. – Клан Учиха в скором времени заключит мирный договор с кланом Сенджу.
Мадара ожидал возражений, напоминания о смертях и убийствах. Но Изуна только улыбнулся и, нашарив и притянув ближе пальцы брата, прижался щекой к ладони.
– Ты прав, – сказал он. – Пора заканчивать эту глупую войну.
– Изуна…
– Я буду спать. Открой полог, душно.
Старший Учиха кивнул, незаметно вздыхая от облегчения. Мужчина не знал, что бы делал, если бы брат был против. Мадара погладил Изуну по волосам, поднялся с колен и отошёл ко входу в шатёр. Он немного повозился с шестом и тканью, чтобы её не сдул случайный порыв ветра, но и не сшиб никто ногой.
Мужчина оглядел лагерь. По левую руку, в тени деревьев, двое Ёко разговаривали со знаменитыми братьями Сенджу. Мадара насторожился и невольно заинтересовался. Курама держал руку на плече сестры и, видимо, знакомил её с Хаширамой и Тобирамой. На спине юкаты Шио светлело моно Учиха; глава клана лично распорядился о том, чтобы знак там был. Ёко стала первым человеком, заслужившим красно-белый веер, а не носившей его по праву рождения или замужества.
О чём бы они не разговаривали, младший Сенджу не принимал участия в беседе, зато старший даже чем-то засмеялся. Шио приходилось задирать голову, чтобы говорить с ним, высоким, но её брат из-за причёски: волосы стекали по спине гладкой волной лишь от ушей и затылка, выше же мужчина их обрезал коротко, так, что они топорщились во все стороны, – казался чуть выше Хаширамы.