Хроники идиотов
Шрифт:
– Я хочу услышать весь остальной город – попросил он – Ты ведь не только лабиринт перелил в слова?
– Не только – улыбнулся Кин-Иро. Он чем дальше, тем больше терял ощущение реальности. Такого собеседника у него еще не было. Белка, например, считала его вообще ненормальным романтиком, живущим в одном из своих воздушных замков.
– Тебя в таком виде быстро найдут – улыбка на тонких бескровных губах напоминала тень на воде
– А что поделать – я не успел сегодня добраться до гримерной… Впрочем – может, ты не откажешься со мной поменяться?
– Я тоже читал Твена
– Я не пытаюсь шутить – мне некогда,
Он не был против, этот странный мальчишка. Так же, с непонятной улыбкой, отдал свою желтую растянутую футболку, и легко скользнул в белую рубашку, немного запутавшись в пышном кружеве манжет.
– Тепло – поделился впечатлениями он. Кин-Иро не понял его – он точно знал, что шелк на ощупь холодный, и не держит температуру дольше нескольких секунд. Тем не мене, здесь, видимо, был особый случай…
– Ладно. Я пойду. Спасибо. И прощай.
– До свиданья – мягко отозвался голос из окна сверху, когда он уже спускался вниз. На одной из последних планок рыжий сорвался, и ощутимо стукнулся при падении. От удара Арна проснулась. Как раз вовремя – в лагере вовсю трубили сбор.
====== Черно-белый романс ======
ЧЕРНО-БЕЛЫЙ РОМАНС
Мой образ жизни – что-то вроде
пассивного самоубийства
(Лорел Гамильтон)
Вампир открыл глаза и увидел бегущие по небу облака. Белые, легкие, воздушные. Взбитые сливки, а не облака. Он скосил глаза в сторону.
Крыло. Собственное. Черное, как сажа самой преисподней. Таким крылом – да сквозь облака… М-м-м…
Ощущение было на грани физической боли. Неутоленное, как голод, неотвязное, как бред, неприемлемое, как проваленное задание. Ощущение, что все в этом мире – немного не так, как хотелось бы.
Вчера он проснулся, и увидел белый потолок. На завтрак вчера люди его команды ели молочную лапшу, разумеется, белую. Перед их домом распустились белые цветы. Само небо в полдень утратило синеву, и, словно смущенное ранним теплом в апреле, стало белесым, почти прозрачным…
Бэльфегор приподнялся на локте и осторожно сжал петлю хвоста теснее, опасаясь сделать больно. За ночь лейтенант никуда не девался – он спал сном праведника, трогательно сложив ладони под щекой и улыбаясь во сне. Невинный ангел, а не агент Института, что бы там Бэльфегор не думал об ангелах… Он свернул крылья как можно удобнее, стараясь не потревожить человека.
…Вообще-то, он сюда вчера вечером отправился с пафосным желанием пострадать в свое удовольствие. А то как же – черная ночь, черная крыша многоэтажного дома, вампир в черной коже, предающийся черным терзаниям… Все было продумано. Кроме одного. Кроме одного-единственного светлого пятнышка в этой мрачной картине. Кроме лейтенанта СеКрета, который обнаружился на той же самой крыше.
– О, здрасьте… — Бэльфегор, словно со всего маху налетел на стену, неловко улыбаясь. Он вертел в руках собственный хвост, и мысленно проклинал свое неизвестно откуда появившееся смущение. Товарищ лейтенант приветливо улыбнулся ему.
– Добрый вечер, господин Ли Кард – мягко произнес он, немного наклоняя голову, от чего густые, темно-синие волосы заструились по плечам.
– Какими вы тут судьбами? – задал очень интересующий того вопрос вампир. Он аккуратно присел рядом на конек крыши. Но желание смотреть на ночное небо, предаваясь пафосной депрессии,
– Здесь тихо – произнес телепат так, словно это все поясняло. Бэльфегор сморгнул. Он так пока ничего и не понял. Собеседник это почувствовал.
– Здесь никого нет, и можно отдохнуть от шума и спешки – расширил свою мысль лейтенант. Он не видел — не мог видеть — колебаний собеседника, но, видимо, почувствовал нечто подобное.
– Вы ведь сюда за тем же пришли? – у СеКрета получилось произнести эти слова без контекста «я все про всех знаю». У него это всегда как-то получалось.
– Да – коротко отозвался вампир. К нему разом вернулось его скверное настроение, ибо он вспомнил, что послужило его причиной. Опершись о колени, вампир сел, и задумчиво поглядел вперед, на простиравшиеся перед ними мириады крыш. Ему внезапно стало жаль, что телепат не видит, и никогда не увидит того, что сейчас расстилалось прямо под ногами. Огни ночного города. Темно-фиолетовые бархатные мазки на ночном небе. Острые, как осколки бриллиантов, звезды. Для слепого от рождения не было всех этих чудес. Только тишина.
– Расскажите – внезапно предложил телепат.
– Что?..
– Расскажите мне, если хотите – СеКрет протянул тонкую руку ладонью вверх, и на нее спланировала белая пушинка. Скользнула по пальцам, и снова взмыла вверх, куда ее увлекал ветер. СеКрет не сделал даже попытки поймать ее.
– Мы – как она – произнес он непонятно – У нас мало времени. Расскажите, что там?
– Огни – Бэльфегор и сам не узнал свой голос. Тот охрип, будто от желания, хотя желать лейтенанта казалось ему почти кощунством. Видимо, и у вампиров есть в мире что-то святое. Иногда ему даже казалось, что от его прикосновений на лейтенанте останутся следы. Сажи – на белом фарфоре. И он торопливо отдергивал руку, уже готовую вобрать в себя чужую ладонь, доверчиво открывшуюся для этого прикосновения. Бэльфегор знал, что слепой так общается со всеми – прикасается к ним, чувствует, понимает. Но пересилить себя не мог.
– Огни людей, каждый из которых хочет быть особенным, и зажигает свой – другого цвета, но они так часто повторяются… Там много их, этих людей – вампир прогнул спину, он позабыл, что и сам сейчас говорит с одним из тих людей
– И машины скользят по своим трассам, как светлячки по траве – хищные, голодные и круглые глаза этих машин слепят.
– Если вы так не любите этого, зачем пришли сюда?
– Огонь всегда разжигал во мне… — вампир задумался, как бы так поточнее выразится, но не нашел
— Желание
– Желания могут быть разными.
– Да. Но не мои. Все мои желания об одном – хоть и в различных областях, но всегда одни и те же.
– Вы меня убеждаете, или себя?
– А, ну да… Вы же телепат…
– Я никогда не пользуюсь этим, чтобы узнать что-то, мне не предназначенное – лейтенант аккуратно снял ладонь со своего колена – жест, неизменно приводивший вампира в полу-транс – и коснулся руки собеседника. От этого чуть прохладного прикосновения стало… странно. Какое-то невесомое ощущение, как будто его собеседник не совсем присутствует в этом мире. Так, одно очень светлое наваждение, не более того…