Хроники идиотов
Шрифт:
– Знаю… — пробормотала Дана, погружаясь мгновенно в воспоминания. Очень обрывочные и поверхностные, но все же. Лично они никогда не были знакомы, но кто, скажите пожалуйста, не слышал в их штабе о Джежоли…
– И кто он?
– Идиот. Кто же еще, по-твоему, мог потерять…
– …Штаны?
– И их тоже. Нет, правда. Джежоли действительно идиот. А тебе повезло. Нам повезло. – Блондинка задумчиво разглядывала кобуру, прикидывая, как ее лучше всего пристроить. Убедившись, что одной ее сноровки тут недостаточно, просительно обернулась к некроманту, предоставив ему возможность обозреть плоды его магических талантов во всей красе.
– Дорогой, поможешь?..
Короче говоря, сегодня
====== Центр смерча ======
Центр смерча
– Мы хоть едем?
– Мы-то едем.
И моя крыша – тоже…
(Макс Фрай)
Фальче выехал с места в скверном настроении. Во-первых, на рассвете на отряд снова покусились, все те же противники. И, хотя бой снова был выигран без потерь, а атака отбита, событие оставило неприятный осадок. Во-вторых, уехала Дана – на рассвете села за руль аккуратной тойоты-камри, усадила туда же полуспящую Арну Аэддин, и стартовала в неизвестном даже самому ведьмаку направлении. Ее отсутствие отрицательно сказалось на его характере, если не сказать большего. За последние сутки только ленивый и уж совсем тупой не заметили изменений, произошедших с некромантом. Общество блондинки поубавило его агрессивности, и несчастные случаи на производстве, связанные с его карканьем, уменьшились по количеству почти что вдвое. Глядя правде в глаза, Ирфольте приходилось признавать: то, что связывало его с Данной Сэдфилл выходило за привычные рамки. Даже если не принимать во внимание тот факт, что на самом деле это мужчина, прошедший определенный ритуал. В-третьих, утром сорвался вампирский замысел, основанный на каких-то кровавых штучках, и ради которого он на полночи услал Атрея. Вернее, позволил его услать к чертям на рога за кровью – его очень отпрашивал Деймос.
А утром Деймос проспал. И вампиры тоже проспали, а сам некромант был слишком занят отбиванием нападения, чтобы разбираться с этим безобразием. Пожелав Деймосу навеки связать судьбу с тем, кто доводит его так же, как сам он – ведьмака, Фальче закрыл тему до привала. Там, так или иначе, но Деймос догонит отряд, и получит ему причитающееся.
Но время шло, а дампир все не появлялся. Зато они успели напороться на еще один разъезд противника. Все, как один, боевые маги – это было посложнее, чем оборотни. Видимо, Институт пробует свои силы одну за другой, проверяя, какая подойдет больше. Слава ночным небесам, они еще не додумались, почему защита отряда не падает. Фальче держал ее на чистой силе, не извращаясь по-особенному. Его питала сама смерть. В самом начале пути он сказал тому, кто открыл Черный Ход его силе: любая смерть принадлежит мне. Тот и не спорил. Открывший – разрешил. Любая смерть – своего соратника или врага, отдавала свою энергию некроманту. С каждым павшим врагом он становился сильнее. Потому и не могли пробиться к его людям – и нелюдям – противники.
Сейчас все зависело от разведки – как быстро сориентируются две засланные дамы, и как скоро предоставят ему дом. Проклятый старый дом, чтоб его… Нет, нет, ни в коем случае ничего с ним не имеет права произойти. Ни за что. Только не с ним. Не в этот раз…
А еще он скучал по Дане. По единственному человеку, относившемуся к нему нормально. Что бы там ни делал с человеком Черный Ход, но изменить его вовсе ему не было под силу. Ирфольте все еще не нравилось быть живым богом. Он предпочитал человеческую сущность всем прочим. И надеялся рано или поздно втолковать это своим.
Свои… Никогда прежде у него не было их – своих. «Кто меня любит – за мной»?.. Нет. Скорее уж – «Кто меня хочет»… Меня, моей силы, всего, что я могу дать. Отщепенцы, изгнанники, ничейные, не родные никому, никем не принимаемые и не признаваемые. Как долго никто не обращал на них внимания? Годы. Века. Почему же сейчас –
– Доброе утро. Пора вставать.
– М-м…
– Да, пора. Давай.
– М-м…
– Солнце уже давно взошло, опоздаешь же!
– М-м!..
Доктор Воронов почти беспомощно поглядел на то, как Джежоли прячет голову под подушку. И продолжает бессовестно спать, в то время как… как же это Мегера Ктулховна говорила? А, да. Как Родина в опасности, вот.
– Вста-вай!
– М-м-м!... – подушка надвинулась еще глубже. Джежоли совершенно точно не собирался просыпаться, и все проблемы этого мира могли присесть и покурить – генерал спал. Хирург попробовал растолкать оборотня, но активные действия доставили некоторого рода неудобства. Двигался он немного заторможено.
Проблема, видимо, заключалась в том, что вчера некоторые, с косичками, явились в медчасть, узрели там Сергея Александровича, спящего с открытыми глазами, который все пытался попасть иглой ампулки с «красной ртутью» в вену. Генерал отобрал ампулу, благополучно взял хирурга на руки, аки принцессу после загса, и на глазах всей медчасти унес. Ладно бы просто унес. К его собственной эксцентричности и вкусам хирурга в Институте попривыкли. Но нет же. В операционную потащил– а то ведь мало ли, вдруг чего стрясется, а Сереженьку не найдут… Сереженька к тому моменту был уже такой хороший, что его бы и отряд криминалистов не нашел. Бытие представлялось врачу тщетной и бессмысленной ерундой, заполненной курсирующими по кабинету идиотами. Джежоли сделал все от него зависящее, чтобы переубедить его в этом вопросе. Следы переубеждения до сих пор можно наблюдать вокруг, и одним из них была как раз заторможенность движений врача.
Дело состояло не в том, что у них произошло. И уж тем более не в качестве действий – оборотень, судя по всему, вообще не понимал, как процесс возможен без доставления максимального удовольствия партнеру. А вот их, этих действий, количество... Джежоли патологически было мало, и Воронов сильно подозревал, что его оставили в покое исключительно из жалости.
В отчаянье, врач попробовал пощекотать чудика, и оный чудик немедленно подтянул колени – весьма, кстати, неплохие колени – к подбородку, сворачиваясь в комок.
– Да поднимайся же ты!.. – потерял терпение врач – Ну же!
– Не гони меня, любимый – донесся из-под подушки слегка приглушенный ею голос. Сергей остолбенел. Во-первых, от тона, каким были произнесены слова. Во-вторых, от самих слов. Ну ладно, со словами еще хоть что-то можно было понять. Ему за двадцать восемь лет жизни всякое говорили. Но Джежоли вкладывал в привычные понятия непривычный смысл. Он говорил «любимый» так, что врач ощущал сразу же – это правда. Он действительно любимый, вернее даже Любимый – оборотень его ценит, оберегает, защищает, но в первую очередь по-настоящему любит. Не желая ничегошеньки взамен. Это было… непривычно. Странно как-то.
– В смысле? – осторожно переспросил врач, переползая поближе к подушке, коленям, и вообще источнику голоса
– Я сегодня уеду
– Опять?!
– Я отозвал своих. Скандал ты слышал. Чтобы на их головы ничего не свалилось…
– Тебя посылают одного?
– Ага
– За всех твоих? В одиночку?
– Ага
– А тебе не кажется, что от тебя просто пытаются избавиться?
– Чему тут казаться, они и пытаются
Как ни старался, но Воронов не мог себе сейчас представить лица Джежоли. Тот упорно не желал расставаться с подушкой. Может быть, это и к лучшему…