Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга 1
Шрифт:
30 лет Ганди не снимал мундира и ушел в отставку за неделю до Войны Судного дня. Но сразу после вспышки военных действий был вновь мобилизован и всю войну неотлучно находился при Давиде Элазаре в качестве специального советника.
В 1974 году окончательно ушел из армии, и сразу стал советником премьер-министра Ицхака Рабина по борьбе с террором.
С декабря 1981 года Ганди — директор Тель-авивского музея. Его хобби — география и история Эрец-Исраэль. В этих областях немногие могут с ним сравниться. И разменяв седьмой десяток, Ганди не изменился. Все тот же угрюмый удлиненный овал лица
Сняв мундир, Ганди не упускал ни одной возможности изложить свои взгляды по проблемам войны и мира, безопасности и положения на контролируемых территориях. Политиков он раздражал. Интеллектуалов выводил из себя. Газеты писали о нем охотно и часто. Но вот что удивительно: старые товарищи по оружию, прошедшие вместе с Ганди долгий и славный путь, не обращали на его «филиппики» никакого внимания.
В декабре 1986 года Ганди посетил религиозную школу в Восточном Иерусалиме, где учился его сын. И метал громы и молнии.
— Куда смотрит Бар-Лев?! — гремел Ганди. — Евреи не чувствуют себя в безопасности в своей столице. Почему в Старом городе полно полицейских-арабов? Им что, можно доверить безопасность евреев? Необходимо ввести в Иерусалим батальон пограничников. Учащимся религиозных школ нужно раздать оружие.
Министр полиции Хаим Бар-Лев, его старый коллега по военной службе, отнесся к рекомендациям Ганди, как к жужжанию назойливой мухи.
— Что вы скажете по поводу заявления Ганди, господин министр? — разлетелись журналисты.
— Ничего. Я не придаю значения его болтовне, — флегматично ответил Бар-Лев.
В июне 1987 года по израильскому телевидению транслировалась большая программа, посвященная 20-й годовщине Шестидневной войны. В ней участвовали все генералы того легендарного времени. От ставшего крайне левым Мати Пеледа до Ганди. Но если выступление Пеледа присутствовавшие слушали внимательно, то слова Ганди вызывали пренебрежительное оживление. И когда ведущий задал Ганди какой-то вопрос, то его оборвал Ицхак Рабин:
— Нашел, кого спрашивать, — проворчал бывший начальник генштаба. Это слышала вся страна…
И так всегда. Ганди говорит, а его бывшие товарищи снисходительно пожимают плечами. Ицхак Рабин, Хаим Бар-Лев, Узи Наркис, Рафаэль Эйтан и даже Арик Шарон, не выносящий критических стрел в свой адрес, — все как бы не слышат ни критики Ганди, ни его предложений.
1973 г. Штаб Южного фронта в Войну Судного дня. Сидят (слева направо): Рехавам Зеэви (Ганди), Моше Даян, Шмуэль Гонен (Городиш).
В чем тут дело? Ведь все эти люди знают Ганди как прекрасного офицера доброго старого времени.
А дело в том, что они знают не одного, а двух Ганди — две ипостаси одного человека. Знают его как бесстрашного оперативного офицера с острым аналитическим умом и твердостью кремня, образец абсолютного послушания и самоотречения. Командиры могли поручить ему любое задание,
И все снисходительно относились к другой ипостаси серьезного и исполнительного офицера. К тому, что Ганди в чем-то оставался капризным и тщеславным пятнадцатилетним подростком, так никогда и не повзрослевшим.
Кто обращал внимание на его взгляды? В числе его друзей всегда были и старые пальмахники, и левые журналисты, и такие типы, которые вполне могли бы стать украшением бала у Воланда.
Друзьям он был предан, политиков презирал, обожал силу, ценил мужество и с неизменной враждебностью относился к арабам.
Кстати, прозвище «Ганди» он получил потому, что однажды явился на пуримский вечер-маскарад в белом хитоне с наголо выбритой головой.
Центральный военный округ Ганди превратил в свое вассальное владение, но командование знало, что на этого вассала можно положиться, и закрывало глаза на его экстравагантные выходки. К тому же, по большому счету, он никогда не переступал границ дозволенного.
Командуя Центральным округом, Ганди осуждал политику открытых мостов, проводимую министром обороны Моше Даяном, что, однако, не мешало ему ревностно ее осуществлять.
Он выступал за создание широкой сети еврейских поселений в Иудее и Самарии, но ни одно из них не возникло в период его командования без разрешения свыше. И это Ганди разработал концепцию борьбы с инфильтрацией палестинских террористов на вверенную ему территорию, создал целую науку о преследовании.
Шла Война на истощение. Террористы накатывались волнами, пересекали Иордан, рвались в глубь Израиля. Не многим суждено было вернуться назад. Люди Ганди преследовали их бесшумно, как призраки. И часто парашютистов вел худой, сутулый, неутомимо легкий на ногу человек с «Калашниковым» в длинных, цепких руках.
Два начальника генерального штаба — Хаим Бар-Лев и Давид Элазар — делали Ганди выговоры, указывали ему, что негоже командующему округом гоняться по пустыне за террористами. Но ничто не могло отучить Ганди от привычки, ставшей уже потребностью души. Неутолимая охотничья страсть проснулась в нем, и Ганди часто превращал охоту на террористов в невиданные спектакли, на которые приглашал друзей. Как римляне в Колизее, наблюдали они за кровавой драмой, разворачивавшейся на их глазах. С безопасного места, разумеется.
В 1970 году на подобный спектакль был приглашен лидер оппозиции Менахем Бегин. Было ему тогда 57 лет. Бодрый, полный сил и энергии, в военной куртке и солдатской кепке с козырьком, Бегин хотел лично участвовать в преследовании, и Ганди уважил его просьбу. Почетный гость, охваченный кольцом парашютистов во избежание неприятных неожиданностей, находился рядом с генерал-майором, лично руководившим операцией. И Бегин видел, с какой точностью действовали парашютисты, двигаясь по каменистым горным тропинкам среди не отбрасывающих тени валунов, охватывая прорвавшуюся банду все туже затягивающейся петлей облавы. Короткие автоматные очереди, взрывы гранат — и тишина… Ганди подарил Бегину пистолет, взятый у мертвого террориста. Бегин был в восторге и через несколько дней послал гостеприимному хозяину благодарственное письмо.