Хроники Кадуола
Шрифт:
«Взяла столько, сколько потребуется».
«Прекрасно. Уже недалеко — остается пройти под Вороньей аркой и немного подняться по холму».
Молодые люди продолжили путь — Лефон размашисто маршировал на полусогнутых ногах, а Уэйнесс едва поспевала за ним почти вприпрыжку. Они миновали слободу торговцев пряностями, нырнули под приземистую каменную арку и стали подниматься по кривой улочке, стесненной с обеих сторон каменными домами с нависшими над головой вторыми этажами, почти закрывавшими небо. Улочка постепенно сужалась, превратилась в извилистую дорожку и закончилась ступенями крутой лестницы, выходившей на небольшую площадь.
«Вот
«Довольно милая старая площадь, не слишком большая», — заметила Уэйнесс.
Лефон мрачно посмотрел ей в глаза: «Иногда мне кажется, что вы надо мной смеетесь».
«Сегодня мне хочется смеяться над всем на свете. И если вы подумаете, что у меня своего рода истерика, ваш диагноз может оказаться вполне справедливым. Почему? Потому что несколько часов тому назад мне причинили большую неприятность».
Лефон посмотрел на нее свысока, издевательски вскинув брови: «Вы истратили на полсольдо больше, чем рассчитывали».
«Гораздо хуже. Я начинаю дрожать, как только вспоминаю об этом».
«Плохо дело! — пробормотал куратор. — Но пойдемте, пока в бистро еще остались свободные места! Откупорим по фляге пива, и вы мне все расскажете».
Лефон распахнул высокую узкую дверь, обитую чугунными завитками — молодые люди зашли в помещение с низким потолком, уставленное тяжелыми деревянными столами, скамьями и табуретами. Языки желтого пламени дюжины факелов, укрепленных на стенах, бросали мягкий, слегка колеблющийся свет. Уэйнесс подумала, что пожар вряд ли случится сегодня, если бистро существует много лет и еще не сгорело.
Лефон Задори обратился к спутнице с наставлениями: «Купите билеты у кассира, после чего подойдите к стене и просмотрите изображения. Когда увидите то, что вам понравится, сбросьте билеты в соответствующую прорезь, и из стены выдвинется поднос, причем размеры порции будут соответствовать числу сброшенных билетов. Это очень просто, и вы можете поужинать как хотите — роскошно, поросячьими ножками с квашеной капустой и селедкой, или самым скромным образом, хлебом с сыром».
«Я хотела бы попробовать голубцы», — сказала Уэйнесс.
«В таком случае следуйте за мной, я покажу, как это делается».
Получив подносы с голубцами, жареной гречневой кашей и пивом, молодые люди перенесли их на стол.
«Еще рано! — недовольно воскликнул Лефон. — Интересные люди еще не собрались, и нам придется есть в одиночестве, как будто мы прячемся».
«У меня нет такого ощущения, будто я прячусь, — возразила Уэйнесс. — Вы боитесь одиночества?»
«Ничего подобного! Я часто обхожусь без собеседников. Кроме того, я вступил в клуб «Степных волков». Ежегодно мы отправляемся в степь и бежим без остановки по диким холмам и низинам, а жители далеких деревень с изумлением смотрят нам вслед. Перед заходом Солнца мы закусываем хлебом с салом, поджаренным на треножнике над походным костром, а потом ложимся на траву и спим. Я всегда смотрю на звезды и пытаюсь представить себе, что происходит в других мирах».
«Почему бы вам не увидеть своими глазами, как живут на других планетах? — предложила Уэйнесс. — Вместо того, чтобы проводить каждый вечер в бистро».
«Я не провожу здесь каждый вечер, — с достоинством ответствовал Лефон. — Меня нередко видят в кафе «Спазм»,
«Возможно, вы правы», — не стала спорить Уэйнесс. Она попробовала голубцы и нашла их вполне съедобными. Пиво ей тоже понравилось; она выпила целую кружку. Вскоре стали прибывать многочисленные завсегдатаи. Некоторые, хорошо знакомые с Лефоном, присоединялись к нему за столом. Уэйнесс представили такому множеству чудаков, что она не могла всех запомнить: Федору, гипнотизировавшему птиц, сестрам Ефросинье и Евдоксии, Верзиле Вуфу и Коротышке Вуфу, Гортензии, отливавшей колокола, Даглегу, изрекавшему только то, что он называл «имманентностями», а также Марье, специалистке по сексуальной терапии, которая, по словам Лефона, могла рассказать много потешных историй. «Если вам нужен совет в этой области, — предложил куратор, — я ее позову, и вы можете задать ей любые вопросы».
«Не сегодня, — уклонилась Уэйнесс. — В этой области я не хочу знать о том, чего не знаю».
«Гм. Вам виднее».
Бистро наполнилось, свободных мест не осталось. Вскоре Уэйнесс обратилась к своему спутнику: «Внимательно прислушиваясь к разговорам, я до сих пор не уловила ничего, кроме замечаний по поводу качества приготовления блюд».
«Еще не время, — пожал плечами Лефон. — Подождите, настоящие мастера себя покажут». Слегка подтолкнув собеседницу локтем, он сказал, понизив голос: «Взгляните, например, на Алексея — он прямо за нами».
Обернувшись, Уэйнесс увидела полного круглолицего молодого человека с коротко подстриженными, напоминающими щетину русыми волосами и короткой заостренной бородкой.
«Алексей уникален! — заявил куратор. — Он живет поэзией, мыслит поэзией, бредит поэзией — и скоро начнет читать стихи. Но вы не поймете его стихов. Как утверждает Алексей, его стихи — настолько интимные откровения, что их можно выразить лишь в терминах, понятных только ему самому».
«Я уже обнаружила этот факт, — подтвердила Уэйнесс. — Он недавно что-то произнес, и я не могла понять ни слова».
«Разумеется! Алексей создал язык из ста двенадцати тысяч слов, подчиняющийся сложнейшему синтаксису. Он заверяет, что его язык, чувствительный и гибкий — наилучшее возможное средство выражения метафор и аллюзий. Жаль, что никто, кроме него, не может насладиться красотами его поэзии, но он наотрез отказывается перевести хотя бы строчку».
«Может быть, это к лучшему — особенно в том случае, если стихи плохие», — заметила Уэйнесс.
«Может быть. Его обвиняли в нарциссизме и необоснованном бахвальстве, но он никогда не обижается. По его словам, только посредственный поэт одержим стремлением к признанию и нуждается в похвале. Себя Алексей рассматривает как одинокого странника, затерявшегося в толпе и одинаково безразличного к критике и одобрению».
Уэйнесс снова обернулась: «Теперь он играет на гармошке и пляшет вприсядку — что это значит?»
«Ничего особенного. Просто у него такое настроение». Лефон Задори громко позвал кого-то: «Эй, Ликсман! Где тебя черти носили?»
«Только что из Суздаля. Здесь лучше!»
«Конечно, у нас лучше! В Суздале интеллектуальный климат страшнее северной зимы».
«Верно. Там единственное убежище мыслящих людей — «Бистро Янинки», но в нем со мной случилось что-то странное».
«Расскажи! Но сперва не помешает опрокинуть по кружке пива, как ты считаешь?»