Хроники Нордланда: Кровь Лары

Свидрицкая Наталья

«Кончилось наше время» – Эхом прозвучали в голове слова Изабеллы, и вновь сжалось сердце – только уже без боли.

– Вы сердитесь, и вы правы. Я тоже сержусь, я очень сержусь, и я обижена на него… Понимаю его, и всё же не могу не сердиться. Он порой такой…

– да. – Кивнул принц. – Он как скала.

– Да! – Обрадовалась Алиса. – Его нельзя сдвинуть, если он так решил. Это и хорошо, и плохо.

– У всего на свете есть две стороны. Одно и то же качество нашего ума и сердца – это и порок, и добродетель.

– Я знала, что вы поймёте… и если и рассердитесь, это не помешает вам, потому, что вы такой… вы – такой! Но Гарет…

– Гарет боится новой потери. – Задумчиво кивнул принц. – Этот страх – он огнём выжжен в его сердце. Он не желает признаваться в этом даже самому себе, но он нежнее, чем Гэбриэл, легче, тоньше. Смех помогает ему

быть сильным, потому, что порой ему нелегко таким быть. Он боится потерять брата, он боится любить. Та потеря… она перевернула его душу и поселила в ней страх и чувство вины. Я ничего не смог с этим сделать в своё время – я и сам… – Он вздохнул. – Я и сам не мог это пережить. Лишь теперь я понимаю, что именно происходило с моим сыном на моих глазах, пока я предавался своей печали. Он считал и считает себя виноватым в том, что случилось с его матерью и братом. Что если бы он не опрокинул котёл с кипятком, ничего бы не было. Гэбриэл вернулся, и только увеличил чувство вины, потому, что теперь Гарет знает, что он пережил. Что с ним было, пока Гарет жил в семье, покое и безопасности. Гарет верил, что если найдёт брата, спасёт его, то это искупит его вину… Не вышло. Я не знаю теперь, как ему помочь. Он не легкомысленный, каким всем кажется. Напротив – он слишком серьёзен и нежен душой, вот в чём его беда.

– Я понимаю. – Призналась Алиса. – И я очень боюсь, что он… он отнесётся к поездке Гэбриэла… так, что они сильно поссорятся. Я всю ночь думала, как сказать ему правильно, как сделать так, чтобы не поссорить их совсем… но ничего не придумала!

– И плакала, бедная крошка, – его высочество привлёк её к себе и обнял, баюкая. – Какая же ты нежная, любящая, разумная и милая девочка! Как нам повезло с тобой! Не переживай… Я возьму это на себя. Пусть Гарет злится на меня – меня он простит скорее, и больно ему так не будет. А мы маленько схитрим. – Он подмигнул ей. – Изобразим, что плохо с сердцем, и он мгновенно забудет о своей злости. Коварный я, а?! – И Алиса тихо засмеялась, всхлипывая. – Позавтракаешь со мной?

– Да.

– Тогда умойся, смой слёзки и улыбнись. Никто из слуг не должен знать, что у нас что-то случилось. У нас всё прекрасно и замечательно. Да?

– Да! – Алиса, тряхнув головой, улыбнулась, глаза заблестели. – У нас всё прекрасно!

Королевская Дорога, во всяком случае, та её часть, что проходила по герцогству Элодисскому, была очень удобной, безопасной и комфортной трассой. Вся она была ещё во времена Генриха Великого выровнена, и вымощена булыжником или плитняком; повсюду на дороге были заставы, которые не только взимали пошлину за проезд, на которую содержались и рабочие, и сама дорога, но и следили за состоянием дороги и за безопасностью. Отрезков дороги, на которых от одного населённого пункта до другого было настолько далеко, что за пару часов от одного до другого не добраться, попадалось не так уж и много, особенно в Междуречье. И если такие и попадались, то на полпути всегда строились гостиницы или постоялые дворы. Один из таких, постоялый двор «Говорящий ворон», располагался на полпути между Анвилом и Лавбургом. Название его заставляло путника недоумевать ровно до того момента, как он входил в общий зал и бывал встречен раскатистым:

– Воррон Кррош! Воррон Кррош! Кррош воррон! Давай жррать, давай водку жррать!

Говорили, что этот ворон был здесь при отце теперешнего хозяина, при его деде, и даже при деде деда. В клетке его не держали; ворон был умнющий, хитрый, важный и наглый. Одно его крыло когда-то очень давно было сломано и срослось криво, летать он не мог, но мог вспархивать со стола на подоконник, с подоконника на лавки и так далее, чем и занимался как хотел, и сколько хотел, и куда хотел. На него никто не обижался даже тогда, когда он в наглую воровал мясо или рыбу со стола клиента, и он очень оживлял атмосферу в таверне, настолько, что сюда приходили и из ближайших деревень, и из Лавбурга, только чтобы послушать, как Крош ругается, словно портовый грузчик, самыми распоследними словами. Это почему-то вызывало у посетителей, особенно у мужчин, приступы просто гомерического хохота. Материться Крош начинал, если у него что-нибудь отнять, к примеру, ложку, до которых он был почему-то большой охотник. Кто-нибудь сначала подсовывал ему ложку, а потом отнимал, и Крош начинал наскакивать на наглеца и при том так смачно выражаться, что никаких скоморохов уже не нужно было, Крош собирал аншлаг в одиночку.

Артур Девлин остановился на этом постоялом дворе уже не в первый раз, заранее предвкушая отличный ужин, развлечение и хороший отдых. Здесь были чистые комнаты, отличные постели и никаких клопов и блох,

что вообще-то на постоялых дворах Междуречья было огромной редкостью. Он ехал со слугой, вдвоем, потому, что требовалось ехать быстро, не афишируя ни себя, ни цель своей поездки. Вёз он устное послание эрла Еннера Гарету Хлорингу. Требовалось рассказать ему про эльфов, про Бергстрема, про возможные провокации и готовность эльфов вступить в войну. Еннер предлагал примерно то же, что Изабелла: братьям ни в коем случае не покидать Пойму Ригины, где они находились под защитой Элодисского леса, Мириэль и обожавших принца Элодисского подданных, а в Междуречье отправить наёмников, к которым присоединится он, Еннер, и Бергквисты, давние друзья и родственники принца Элодисского. Про самостоятельное герцогство, пусть даже и под властью самого Еннера, эрл думал так же, как Гарет: это породит цепную реакцию, которая приведёт к полной катастрофе. Здесь он считал ситуацию не такой уж и страшной: многие рыцари не хотят конфликтовать с принцем, многие колеблются; очень многие не любят Бергстрема и фон Берга и не хотят, чтобы ими правил кто-то из них. В общем, надежда, по мнению Еннера, была. Главное, чтобы Бергстрем с приятелями не спровоцировали эльфов – тогда уже ничто не поможет Междуречью, а там и всему острову! Чтобы предупредить возможные провокации, следовало действовать как можно скорее, и Девлин мчался со всей скоростью, на которую были способны кони, меняя их на постоялых дворах – с некоторых пор такая услуга появилась в герцогстве Элодисском, первом на Острове.

Как и ожидал Девлин, его встретил грассирующий возглас Кроша:

– Кррош воррон! Кррош воррон! Жррать водку будем!

– Жив, старичок?! – Воскликнул Девлин весело, отряхиваясь – шёл дождь, и с плаща брызгала вода. – Давненько я здесь не был!

– Давненько. – Протирая стаканы, кивнул хозяин, лысый, как женская коленка, финн. – Давненько вы у нас не были, сэр Девлин!

– И как ты всех помнишь? – Девлин сбросил плащ на руки слуге и прошёл к стойке, справа от которой топился очаг. Хоть и конец мая, но от долгого дождя было прохладно, да и путники входили мокрые и стремились обсушиться у живого огня.

– Не всех. – Философически заметил финн. – Но многих.

– Ты, наверное, мог бы уже книгу о постояльцах написать, а?

– Разве что о ваших предпочтениях. – Усмехнулся больше глазами, чем губами и остальным лицом хозяин. – Вы, например, тёмное пенное предпочитаете, со специями.

– Ах ты… – Погрозил ему пальцем, смеясь, Девлин. – Даже это помнишь! – Ему было приятно. Тёмное пенное было отличное, и специй хозяин добавил в самый раз. В зале было ещё трое путников, двое ехали в Лионес, один – в Саю. Они как-то быстро собрались за один стол и очень весело провели время до ужина. К ужину подъехали ещё двое, однощитный рыцарь, одетый бедно, даже более, чем бедно, но ужасно спесивый и сильно озабоченный своим престижем, покушение на который он видел буквально в каждом слове, жесте или взгляде, и его спутник, по виду – или школяр, или студиозус, из благородных, так как имел кинжал такого солидного вида, что мог бы считаться даже небольшим мечом. Они сели отдельно, рыцарь не имел никакого желания общаться с другими постояльцами. Даже ворон Крош его ухитрился оскорбить.

– Хозяин! – Громко сказал он. – Уйми свою курицу, ибо оскорбляет она мои уши своим жаргоном! Что за непотребство!

– Эх, вот появится один такой, – вздохнул тихо Девлин с усмешкой, – и всё настроение испортит…

– Ты это в мой адрес говоришь? – Напыжился рыцарь. Слов он не разобрал, но ему вечно мерещилось, что говорят о нем, насмехаются на счёт его бедных лат и протёртого до дыр лентнера, либо подвязанных носков сапог.

– Да помилуй меня Бог, – мягко усмехнулся Девлин. – Зачем мне оскорблять такого достойного рыцаря?

– Нет, по-моему, ты меня пытаешься оскорбить! – Рыцарь встал, схватившись за меч. – По-моему, ты меня уже оскорбил!!!

– Господа и сэры, – встревожился хозяин, – зачем ссориться? Всем хватит и еды, и постелей, и внимания! Милостивый сэр, может, вина – за счёт заведения?

– Ты думаешь, я нищий?! – Возопил рыцарь. – Ты думаешь, я в подачках твоих нуждаюсь?!

И как ни старались все присутствующие, но в зале разгорелась отвратительная трактирная драка. И – вот чудо! – и спесивый рыцарь, и его спутник оказались виртуозами клинка. Вдвоём они расправились и с Девлином, и двумя другими постояльцами, и со слугой Девлина в мгновение ока. Хозяин, сообразив, что пахнет жареным, схватил в охапку Кроша и скрылся так, что убийцы, поискав его, так и не нашли. Но они особо и не искали. Свое дело они выполнили. Через полчаса они мчались в сторону Лавбурга верхом на очень резвых конях – весьма резвых и очень породистых для бедного рыцаря.