Хроники особого отдела
Шрифт:
Узкий коридор, покрытый упругим зелёным паласом, лестница, украшенная лампами под керосиновые, и мы в номере, расположенном справа вторым после лестницы.
– Вот это да! – в восхищении прошептала Гусёна, осматривая номер.
Окна обрамляли шторы цвета тополиного листа, собранные золотыми шнурами в фестоны. У окна две деревянные огромные кровати, накрытые стёганными атласными зелёными покрывалами, гордо несли пирамиды подушек. В центре стол, на котором стоял кувшин с водой и стаканы. Справа и слева от стола огромный шифоньер, стеклянная горка с посудой для чая и электрочайником. У каждой
Самой удивительной была вторая половина комнаты. В нише, сразу за шифоньером, стояла большая кровать, а напротив её мягкий и уютный диван, заваленный думками. По сути это была вторая комната.
Боб немедленно кинул свой рюкзак у кровати у окна.
– Эта моя.
Гусёна робко улыбнулась:
– Кай, ты не против, если я тоже у окна?
– Да ради Бога! Я вот тут, на этой кровати-сейнере.
– Это почему на сейнере? – благодарно улыбнулась Гусёна за то, что я не отправила в нишу Боба.
– Так она трёхспальная! – засмеялась я.
Боб прыгнул на свою кровать, растопырился, как лягушка, и простонал:
– Класс! У меня такой никогда не было.
Мы потратили полчаса, распихивая свои вещи по полкам шифоньера и деля «плечики». Только мы переобулись, как в номер постучали, и вплыла пышная дама, конечно же, в русском сарафане, который ей очень шёл. Голову украшал красивый платок, повязанный сзади. Она сочным альтом пропела:
– Поспешайте, гости-дорогие! Я сестра-хозяйка и горничная, – она положила на стол бумагу. – Это расписания трапез и экскурсий, в которых вы можете участвовать, при хорошей погоде. Завтрак через двадцать минут, Столовая-трапезная внизу на первом этаже.
– Постойте, а где же здесь все удобства? – прошептала Гусёна.
Пышка улыбнулась.
– У нас всё иначе. Душевые кабины и туалеты между номерами. Не волнуйтесь, для мужчин и женщин раздельные. У нас в кабинах специальные табуреточки есть для немощных. Мы все это стерилизуем каждый день. Учтите, у туалетов разовые стульчаки, там кнопочка есть. Разберётесь. Баня и сауна внизу.
Пышка выплыла, а мы, ошарашенные заявлением про табуреточки для немощных, так и не узнали, как её зовут. Боб неожиданно потребовал:
– Отвернитесь, я переоденусь к завтраку, – Мы с Гусёной отвернулись, скрывая улыбку, потому что Боб всегда ходил в джинсах, летом он носил майки, а зимой толстовки и джемперы. Уж чем он нас поразить собирался? Боб сердито обошёл нас и, сопя, сдёрнул джемпер с оленями на груди. Мы с Гусёной уставились на его поджарое, незагорелое тело. – Я видел, как вы улыбались. Думаете хиляк?
– Дурак, – сказали мы хором с Гусёной.
Боб широко улыбнулся.
– Тогда оцените, – он натянул чёрную толстовку с красным кругом на животе и пылающей надписью Azino777.
– Это что? – воззрилась на него Гусёна.
– Выиграл в покер. Кстати, – он любовно погладил ноутбук, – здесь есть Интернет.
– В лесу? – засомневалась я.
– Ты в путёвку смотрела? Там код входа в Сеть.
– Боб, ты отдыхать приехал.
– Именно! Давайте наряжайтесь, нам надо хорошее впечатление произвести. Я пока в окно посмотрю.
Гусёна натянула голубую
Она была просторной с высоким потолком, на котором сияли люстры из дерева и лампочками, вытянутыми как пламя свечи. Тяжёлые деревянные столы были большими, но заняты были только три стола и один был накрыт, видимо, для нас. Трапезная косила под кафе, но если номера в этом доме были прекрасны, то трапезная вызывала раздражение цветом. На окнах – каскады малиновых штор, столы покрыты скатертями с малиновой бахромой. Тяжёлые стулья с бархатными малиновки спинками и сидениями. На столах фарфор, хрусталь и серебро. Видимо здесь любили демонстрировать дороговизну отдыха.
– Вот это да! – пролепетала Гусёна. – Убила бы дизайнера за помпезность.
Милая девушка в сарафане и фартуком, подвязанным под грудью, провела нас к столу и, улыбаясь, проворковала:
– На время отдыха это будет ваш стол.
Под пристальными взглядами остальных отдыхающих мы расположились за столом, рассматривая наших соседей.
За столом, ближе всего к нам, сидело замечательное семейство: пышная матрона в длинной синей юбке и довольно нелепой пёстрой кофте с воланами, рядом сидел поджарый, как гончая, мужчина в светло-сером костюме и невероятно ярко-оранжевой рубахе, ужас его наряда довершал жёлтый шейный платок. Напротив них сидели мальчишки близнецы лет двенадцати в одинаковых серых джемперах и джинсах. Матрона от нашего рассматривания зарделась, мужчина нахмурился, а близнецы потупили глаза.
За вторым столом расположилась не менее примечательная компания. Женщина-вобла с чёрными кудрявыми волосами, выдающими её уже даже не бальзаковский возраст, хотя они были ухоженными и уложенными красивыми прядями, в трикотажном красном платье и длинном жемчужном ожерелье. Напротив неё сидел худощавый парень, почему-то подстриженный под горшок, с татуировкой на щеке – иероглиф «удача». Он был в чёрно-красной полосатой рубахе. Девушка в чёрном платье, с очень короткими, почти белыми волосами, черными губами и очень печальными карими глазами. Представительный мужчина с бородкой эспаньолкой, в чудесном, цвета сливочного масла твидовом костюме и шоколадной рубахе. Они смотрели на нас отстранённо без улыбок.
Самой удивительной была кампания за третьим столом, они шушукались, всё время трогали друг друга руками и были утомляюще ярко наряжены. Девушки блондинка и шатенка в чёрных брючках и ярких туниках из шелка, на шатенке преобладало сочетание ярко-фиолетового и жёлтого, а на блондинке – красного, синего и зелёного. Парни в джинсах и дорогих вязанных бежевых джемперах, оба были шатенами и различались только шейными платками. У одного он был голубой, а другого жёлтый.
– Вот это да! – прошептала Гусёна. – Мы здесь серые утицы.