Хроники особого отдела
Шрифт:
Там что-то гремело по крыше вагона, словно ветер пытался оторвать эту самую крышу и забить всё тяжёлым мокрым снегом.
В коридоре, среди открытых дверок купе, несмотря на раздирающий рёв метели, которая гнала по дремучей бесконечной темноте состав, под всхлипы и визг мёрзлого железа колёс, она слышала голос матушки-игуменьи, бесконечно читающий Символ Веры и Богородицу. В какой-то миг, матушка подняла голову и посмотрела ей в душу:
– Чёрная, – услышала Ксения. – Но душа чиста, борись! Благословение моё с тобой. Посмотри. – И маленькая Ксюша, широко
До прибытия поезда оставалось меньше суток, и теперь она знала, что везёт с собой их странный поп. Ей стало холодно. Она встала, накинув шинель, тихо пошла мимо спящих к печке. Неприятно влажный воротник не давал собрать тепло от трещавших, догорающих поленьев. Ей показалось, она видит, как ледяные сквозняки гуляют между нар… и на них уже не лежат бойцы.
– Смотри-ка, Ксения, какая твёрдая глина, – услышала она за спиной.
Девушка обернулась и вновь оказалась в вагоне, среди чугунного гула зло стучащих о рельсы колёс. Она пошатнулась, словно стены туго закачались, и увидела, как верхние нары в бараке замотало под бешеной скоростью разогнавшегося эшелона.
Она пошевелила ногами и услышала, как хрустит на деревянном полу иней. Спина совсем окоченела, и Ксения решительно открыла печку подбросить дров. В чёрной колючей темноте не горел огонь. Сбоку, на железной трубе, лежал мерцающий толстым слоем ослепительно-белый иней. Только маленьким неподвижным алым зрачком мерцало поддувало. Она огляделась по сторонам и в умирающем отсвете угля рассмотрела смешно торчащие в проходе новые валенки Бернагарда.
«Застынет фриц», — услышала она опять у себя в голове. Ксения с трудом разлепила губы, и в мёртвой тишине барака каркающим хрипом вырвался вопрос:
– Олладий, ты?
И, уловив слабое тепло, исходящее от серого вязкого клочка тумана, девушка закричала.
Огонь сам сорвался с пальцев, разгоняя тьму, пробуждая застывающих людей.
Где-то недалеко, сквозь шум и стук колёс этого нескончаемого пути, Ксения услышала голоса.
– Кто дневальный? Весь барак выстудили! Где он? – Люди вскакивали с мест и беспорядочно метались, зажигая лампы, и, не понимая причины ледяного холода. Испуганно вскинулся Борис, судорожно напяливая на себя шапку-ушанку, и, негнущимися пальцами аккуратно завязывая тесёмки под подбородком на бантик. Завыл Мрак. Заспанный, и, словно побитый, какими-то рваными прыжками к ней приближался Илья, а она всё стояла, обняв печь, и с замиранием души смотрела на летящий к горе состав.
– Кого вы ставили в охранение? – через полчаса зло допытывался у Телицына Илья.
– Рядового Петрова. Да он не со зла. Без умыслу парнишка-то, – оправдывался Борис Евгеньевич.
– Где он? Почему до сих пор не найден? – раздражённо требовал показать ему разгильдяя капитан.
В бараке стало, наконец, значительно теплее. Порядок был восстановлен, но дежурный рядовой исчез.
***
В начале десятого, нагрянуло начальство. Глиняного истукана, аккуратно завёрнутого в простыню, тщательно изучили китайские товарищи, а затем и Утехин с Худояровым. Ян к фигуре не приближался.
Вопросов ни у кого не было.
– Я виноват, Ян Геннадьевич, – сказал Илья, пытаясь как-то смягчить накал эмоций, после краткого рассказа прапорщика.
Худояров, стараясь не кашлять, шагал по бараку и делал вид, что не замечает белого от подступившего бешенства Утехина.
«Этот ничего не понял и не поймёт. Но в его выводах точно всё будет представлено иначе. В любом случае, я здесь до конца, а какой он, этот конец...» – спрашивал себя Рашид Ибрагимович. Его знобило, и простуда, тихо тлевшая несколько месяцев, разыгралась, превращаясь, похоже, в настоящую болезнь.
Он остановился перед стоящим немцем и обратил внимание, что этот белокурый и голубоглазый фриц имеет широкую кость… и весьма почтительный взгляд.
«Всё-таки, у этих в крови порядок и уважение к старшим по званию» – ни с того ни с сего решил он и одобрительно улыбнулся.
Утехин, молча прослушав информацию, что-то тихо диктовал адъютанту. Он ни разу не обратился с вопросами и не повысил голоса. Замершая близ начальства рота пыталась не дышать.
Наконец, он повернулся и, никому не глядя в глаза, глубоко вздохнул, а потом резким властным голосом начал:
– Приказ номер один начальника 4-го отдела СМЕРШ, генерал-майора Комитета государственной безопасности Утехина Георгия Валентиновича:
«За антисоветскую деятельность, организацию контрреволюционной повстанческой группы на территории дружественного государства, ПРИКАЗЫВАЮ:
Расстрелять: капитана Пескова И.А., прапорщика Телицына Б.Е.; приговор привести в исполнение в течение двух часов».
Это был миг ошеломлённой тишины. Строй качнулся, волной пробежал недовольный ропот.
Худояров вздрогнул и резко подскочил к Утехину:
– Вы не понимаете! Вы ничего не понимаете! Я требую! Немедленно! Отменить приказ!
Утехин стоял, словно по стойке «смирно», и смотрел прямо перед собой:
– Мне окажут помощь китайские товарищи! – в его голосе не было даже злорадства – только непреоборимая уверенность в своей правоте. – Выводите! Расстрел осуществить перед строем!
Зарычала собака.
Ксения подалась вперёд, зрачки заливала чернота.
Серая густая муть повисла над головой Ильи.
Китайцы не шевелились...
И тут, в гулкой тишине барака, все услышали:
– Товарищ генерал! – это произнёс Ян, странно почтительным и каким-то заискивающим голосом… подавальщика из кабака. – Там, товарищ генерал, обед готов. Сегодня пельмени заказаны. Вы не в курсе отличия китайских пельменей от сибирских? Я сейчас расскажу. Пока вспоминаю, вот бумажечка, ознакомьтесь...