Хроники последнего лета

Манаков Кирилл Янович

— Что вы, товарищ, полковник, — Соломонова ничуть не удивила такое предложение, — я заявляю официально, что сенатора Селиверстова на территории объекта нет и никогда не было…

Он заметил порывистое движение полковника и решительно поднял руку, словно призывая к осторожности.

— Я же имею указание руководства не допускать на объект посторонних, невзирая на чины и звания. Вам известен перечень бумаг, необходимый для входа на объект? Они у вас есть?

— Понимаете ли… подполковник, сейчас мы действуем в рамках оперативной

необходимости. К нам поступили достоверные сведения, и мы обязаны их проверить. Предупреждаю, что здесь находятся высшие офицеры полиции при исполнении. Так что…

— Это очень хорошо, — любезно улыбнулся Соломонов, — тем более, что перед вами также офицер при исполнении. И можете не сомневаться, что буду действовать в точном соответствии с должностными инструкциями. Тем более что сенатора Селиверстова здесь нет. Уверяю вас. Рекомендую поискать его в районе пересечения Можайского шоссе и Рублевки.

— Тело? — деловито спросил полковник.

— Бог с вами, товарищ полковник, живого! Хотя, за это время он вполне мог куда-нибудь переместиться. Думаю, что его охрана давно отыскала шефа.

— За его охрану и за выходку на Можайском шоссе вы еще ответите! — начал было полковник, но тут же сбавил тон. — Не знает охрана, где он. Заявляют, что это вы незаконно задержали сенатора…

— Простите… Я лично?

— Э-э-э… это нам и предстоит установить?

— Тогда у вас вопросы персонально ко мне. Или вы считаете, что Виктор Сергеевич Загорский лично похитил сенатора Российской Федерации и запер в служебном помещении? Представляете уровень скандала, если все окажется вымыслом?

Соломонов придал лицу мечтательное выражение, словно явственно увидел этот самый скандал. И добавил:

— К сожалению, ничем не могу помочь. Мы не занимаемся розыском господина Селиверстова и не имеем сведений о его местонахождении. Что касается лично меня, то, если у вас есть необходимые бумаги из прокуратуры, то готов проследовать с вами в любое место. Если же бумаг нет, — тут начальник охраны сочувственно, что при данных обстоятельствах выглядело издевательски, развел руками, — то, извините. Но, прошу заметить, я, как законопослушный гражданин, после окончания смены готов явиться к вам в кабинет и дать все необходимые показания.

Полковник потерял нить разговора и оглянулся на генерала, а тот, по всей видимости, принял окончательное решение отступать, сел на заднее сиденье Мерседеса и скомандовал трогаться. Полковник тотчас утратил интерес к собеседнику, развернулся и рысцой побежал к машине. Соломонов с невозмутимым лицом крикнул ему вслед:

— Товарищ полковник! Так вы меня вызываете или как?

Ответом он удостоен не был.

Спустя минуту кавалькада из десятка автомобилей и двух тонированных автобусов выехала, сверкая проблесковыми маячками, из охраняемого коттеджного поселка.

* * *

Когда Наташа проснулась, было уже совсем темно. Несколько секунд она вообще

не могла сообразить, где находится, потом поняла, что лежит одетая на кожаном диване, укрытая мягким пледом. Спать хотелось ужасно, и чтобы сесть, потребовалось категорически скомандовать себе: «вставай!»

Большая комната, каких не может быть в городской квартире, походила на зал в рыцарском замке — огромный, в полстены, камин, потрескивающий багровыми углями, массивные кресла, тяжелый полированный стол, дубовый шкаф с посудой, на стенах — картины, содержание которых разглядеть в темноте было нельзя.

Между шторами пробивалась тоненькая полоска света, прочерчивающая комнату яркой линией.

В кресле-качалке у камина крепко спал Загорский. Сейчас он совсем не походил на могучего героя-спасителя, каким был несколько часов назад. Правую руку положил под голову, губы — бантиком, и посапывал сладко-сладко, как ребенок.

Наташа улыбнулась. Настолько трогательная была картина, что она потянулась — погладить по голове. Но не успела.

Преображение было стремительным. Загорский проснулся мгновенно, точным движением перехватил руку, а сам соскользнул с кресла и размахнулся для удара. В глазах — огонь и ярость.

Наташа вскрикнула, и это сразу же отрезвило Загорского. Он отпустил руку и растерянно оглянулся по сторонам.

— Наташа? Вы… ради Бога простите!

Несмотря на неожиданность произошедшего, Наташа не испугалась. Наверное, просто не успела. Она отступила на шаг и жалобно сказала:

— Мне больно. Руку.

Сказала и горько заплакала.

Если кто-то из подчиненных увидел Виктора Сергеевича в этот момент, то не поверил бы собственным глазам. Несгибаемый замглавы Администрации Президента был растерян, убит и подавлен. Казалось, он вот-вот разрыдается — губы дрожали, а в глазах — самое настоящее отчаяние.

— Наташенька… я не знаю… ради Бога… клянусь, не хотел.

Пока Наташа всхлипывала, Загорский бережно взял ее ладонь двумя руками.

— Простите… Это у меня с Афганистана. Последствия контузии. Иногда себя не контролирую. Обещаю, этого больше не повторится.

— А вы… всегда спросонок бросаетесь на людей?

— Нет, — твердо, по-военному, сказал Загорский, — это случается редко. В последнее время прекратилось, и я надеялся — навсегда.

— И вы обещаете больше не хватать меня за руки?

Виктор Сергеевич тотчас же отпустил ее.

— Обещаю. Если хотите, я сделаю что угодно.

Наташа смутилась.

— Я вовсе не это имела в виду… просто неожиданно и больно. Правда. Даже не знаю, что сказать.

— А вы ничего не говорите, — рассмеялся Загорский, — я буду на вас любоваться как на молчаливое произведение искусства. Мир?

— Мир! — кивнула Наташа.

— Спасибо!

Виктор Сергеевич бережно взял Наташу под руку, подвел к креслу, стоявшему у самого камина, усадил, а сам остался стоять прямо перед ней.