Хроники Пустоши (сборник)
Шрифт:
– Фыфрее нафо, нефя фуф форфять.
– А ты не командуй! – прикрикнул Макота. – Сам знаю, что нельзя тут долго торчать. Так… людей на пятерки разделили?
– Разделили, – доложил Дерюга.
– Значит, Лопасть, Кабан и Бирюза идут со мной. Мы для начала к Пузырю наведаемся. Остальные все – за нами, но возле каждой лавки остается по бригаде. Охранников всех не мочить, по возможности – оглушать и вязать. Наутро с ними разбираться буду, может, кто потом на меня работать станет.
– Макота, но это опасно для тебя! – озаботился Дерюга. –
– Ты, что ли, боец у нас сильный? – перебил атаман. – И потом, вы с Вышибой сзади людями командовать будете. Слыхал, Вышиба?
Вождь, как раз подошедший к ним со стороны ворот, где он раздавал последние указание дикарям, кровожадно ухмыльнулся в ответ.
– Так что мы вчетвером первые пойдем, – заключил Макота.
– У Рюрика все щас, хозяин, – раздалось вдруг с земли, и все посмотрели вниз.
Пружина, с трудом сев, повернулся к Гангрене.
– Вот ты предатель, сука! – прохрипел он.
– Это ты о чем, малый? – обратился Макота к великану. – Почему у Рюрика?
– Да у него праздник сегодня, – пояснил тот, почесывая грязными ногтями небритую щеку. – Его клан и Пузыря мир заключили. Воевали они, а тут решили Рюрик с Пузырем помириться, чтоб, значит, сообща на Мосту верховодить. Ну от и празднует, все там. Пьянючие-е… – Гангрена покачал головой и завистливо вздохнул. – Я тоже туда хотел, так этот гад не пустил!
Он вроде не очень размашисто повел в сторону локтем, но тот с такой силой врезался в раненое плечо Пружины, что киборг с протяжным всхлипом вновь повалился на спину.
Подняв автомат, Макота наклонился к великану.
– А чего ты мне решил об этом доложить? – спросил он с подозрением.
Гангрена пожал плечами.
– Ты – новый хозяин?
Атаман кивнул:
– Я.
– Ну от я и докладываю, – заключил Гангрена и поднялся на ноги.
Был он и правда очень уж здоров – на три, если не на все четыре головы выше Макоты, – и при взгляде на него возникало ощущение такой животной, бездумной агрессивности, что атаман даже отступил слегка, а Кабан с Дерюгой вскинули оружие, и молодой, сильно побледнев, прокричал срывающимся голосом:
– Ну, ты, дылда… слышь, а ну сядь!
Но Гангрена бандита словно и не заметил, как и направленные на него стволы – прошел вдоль ряда бывших соратников, мертвых и еще живых, нагнулся и легко вскинул на плечо громадную дубинку, от одного вида которой хотелось побыстрее убежать к горизонту.
– Так идем, хозяин? – спросил здоровяк, возвращаясь к Макоте. Он по-дружески осклабился и вдруг пихнул атамана кулаком в грудь – казалось бы, несильно, но тот подался назад, едва не упав. – Ты, главное, командуй, а я делать буду. Со мной не пропадешь, тока командуй вовремя, сговорились, э?
Он повел широченными плечами, сверху вниз глядя на атамана. Все бандиты замерли, и даже Вышиба, прочувствовавший ситуацию, примолк и перестал бессмысленно
Мог – но не стал.
Вместо этого он откинул голову назад и расхохотался, а после бросил Дерюге:
– От, учись, молодой, как с людями надо! Ты глянь – оно с виду ну совсем же тупое, а сразу поняло, что к чему и почем, и кто тут старшой. Эй, малыш, тебя как звать?
– Гангреной кличут, – ответил Гангрена. – Так пойдем, что ли, Рюрика громить?
– Гангрена, значит… Ну что же, если говоришь, что и Пузырь там со своими, и объединились они как раз… Тогда миром у нас не выйдет, не пойдут эти двое со мной на мировую. Тогда, стало быть, и вправду громить их придется. Остальных токмо поприжать для острастки, а с этими разобраться раз и навсегда. Ну, лады! Кабан, Лопасть, Бирюза и ты, Гангрена – за мной. Вышиба, Дерюга – что делать, вы знаете. Возле логова Рюрика встретимся. Приступаем, хлопцы!
Глава 11
В путь вышли впятером – Назарий, Белорус с Тураном и меха-корповские агенты. Крючок сделал вялую попытку присоединиться к ним, хотя и не знал, куда они идут. Ему в несколько голосов велели лечить ребра и помочь Ставридесу с новой оболочкой для «Крафта», и он легко согласился.
Ковшня повел их прочь от центра города. Идти пришлось по старым улицам, где многие здания, как и дом Риты, были выстроены на древних фундаментах. На маленький отряд, возглавляемый Назарием, никто не глядел – у жителей умирающего города хватало проблем. Где-то в отдалении раздавался рев и визг снарядов, обстрел продолжался, и небо над Херсон-Градом было затянуто дымом.
Вскоре провожатый свернул в кривой проулок и остановился у небольшого здания-развалюхи. Огляделся и постучал: три быстрых удара, пауза, еще три. Из-за двери донеслись шаги, в щелях мелькнул свет, дребезжащий старческий голос спросил:
– Кого ночь принесла?
– Кого ждали, того и принесла, – проворчал Назарий. – Открывай, Кирюта!
Кирюта оказался дряхлым старикашкой – должно быть, из прежних сподвижников Назария и Августа – и кутался в просторный балахон с накинутым капюшоном. Когда он посторонился, впуская пришельцев, и поднял лампу повыше, Туран увидел под седыми патлами на лбу татуировку, но что там было изображено, не разобрал.
Они прошли через узкий коридорчик, заваленный всяким вонючим хламом; дальше была комната, где Кирюта ухватился за лежащий в углу фанерный лист, поверх которого валялось всякое тряпье. Потянул. Ничего у него не вышло – тогда старик отставил лампу и взялся за лист обеими руками. Север кивнул напарнику, тот помог, и вдвоем они оттянули фанеру в сторону. Под ней скрывалась широкая дыра.
– Нам туда, – пояснил Назарий.
Ковшня взял лампу Кирюты, у Севера нашелся фонарик. Туран заглянул в дыру – вниз уводили грубо вырезанные земляные ступени.