Хроники Тамула. Трилогия
Шрифт:
— У меня нет собственности, Кринг. Я рабыня.
— Когда мы поженимся, ты уже не будешь рабыней. Ты станешь весьма состоятельной женщиной.
— О чем это ты?
— Пелойским мужчинам принадлежат их кони и оружие. Все остальное — собственность женщин. Раньше, что бы я ни украл — обыкновенно скот, — я отдавал это своей матери. Она надзирает за моим имуществом, пока я не женюсь. Кое-что из этого имущества, само собой, принадлежит ей. Вот для того-то и нужны эти два месяца — чтобы вы с ней с обоюдного согласия поделили имущество.
— Это не займет много времени.
— Пожалуй,
— Сколько их у тебя? — Голос Миртаи был теперь тверд, как кремень.
— Э… по правде говоря, восемь.
— Восемь? — ровным тоном переспросила Миртаи.
— Мой отец был весьма вынослив.
— И мать, судя по всему, тоже. Твои сестры, по крайней мере, не уродины?
— Нет, они более или менее сносны, хотя, конечно, не такие красавицы, как ты, любовь моя, — да и кто мог бы с тобой сравниться?
— Об этом мы поговорим позже. С твоими сестрами могут быть трудности? Кринг моргнул.
— С чего ты это взяла?
— Я тебя знаю, Кринг. Ты оставил разговор о сестрах напоследок. Это значит, что тебе очень не хотелось говорить о них, а стало быть, с ними будут трудности. Так в чем же дело?
— Они привыкли считать себя богачками, а потому напускают на себя важность.
— И это все?
— Миртаи, они очень заносчивы.
— Я их научу смирению, — пожала она плечами. — Поскольку их всего восемь, я управлюсь со всеми одновременно. Я отведу их на часок на ближайшее пастбище, и когда мы вернемся, они будут очень смирными, — и с великой охотой согласятся на тех мужей, которых выберем я и твоя мать. Уж я позабочусь, чтобы они согласились на что угодно, только бы удрать подальше от меня. Утром мы с твоей матерью поделим имущество, днем я укрощу твоих сестер, а к вечеру мы с тобой сможем пожениться.
— Так у нас не делают, любовь моя.
— На сей раз все будет сделано именно так. Мне не больше хочется ждать, чем тебе. Может быть, придвинешься ближе и поцелуешь меня? Раз уж мы обо всем договорились, не стоит упускать такого удобного случая.
— И я того же мнения, любовь моя, — ухмыльнулся Кринг и, заключив Миртаи в объятия, поцеловал ее. Поцелуй вначале был сдержанный и приличный, но это продолжалось недолго. Миг спустя он стал куда более страстным.
— Вот теперь все будет отлично, — самодовольно сказала Даная. — Я не была уверена, как посмотрит Миртаи на то, чтобы жить вместе с матерью Кринга, но теперь уж она все уладит.
— И раздразнит пелоев, — заметил Спархок.
— Переживут, — пожала плечами принцесса. — Они слишком закоснели в своих обычаях и традициях, и им необходим человек вроде Миртаи, чтобы открыть им глаза на современный мир. Пойдем дальше, Спархок. Мы еще не закончили.
— И как давно это продолжается? — сдавленно спросил Стрейджен.
— С тех пор, как я была ребенком, — ответила Мелидира. — Мне было около семи, когда отец сделал первые штампы.
— Вы хоть понимаете, баронесса, что вы натворили?
— Милорд Стрейджен, — улыбнулась она, — я полагала, что мы решили оставить церемонии.
Он пропустил эти слова мимо ушей.
— Вы
— Да уймись же, Стрейджен.
— Вы подкосили всю монетную систему!
— Вовсе нет, да и какое значение это имеет для тебя?
— Да ведь я вор! Вы обесценили все, что мне удалось украсть за мою жизнь!
— Ничуть. Цена монет не имеет ничего общего с их настоящим весом. Это вопрос доверия. Люди могут не любить свое правительство, но они ему доверяют. Если правительство говорит, что такая-то монета стоит полкроны, значит, именно столько она и стоит. Ее цена основана не на весе, а на соглашении, заключенном обществом. Если монета гуртована, она стоит столько, сколько на ней отчеканили. На самом деле я совершенно ничего не украла.
— Ты преступница, Мелидира!
— С какой стати? Я ничего не украла.
— А если кто-нибудь узнает, чем ты занимаешься?
— Узнает — и что? Сделать-то они все равно ничего не смогут. Если мне пригрозят или попытаются как-то навредить, я попросту предам гласности свои занятия, и тогда все эозийские правительства рухнут, потому что их монетам больше никто не станет доверять. — Мелидира погладила его по щеке. — До чего же ты невинен, Стрейджен. Наверное поэтому ты мне так нравишься. Ты притворяешься испорченным, а на самом деле ты сущий ребенок.
— Почему ты мне об этом рассказала?
— Потому что мне нужен компаньон. С делами в Эозии я справлюсь и сама, но охватить всю Дарезию мне будет не под силу. У тебя здесь есть связи, а у меня нет. Я научу тебя, как вести дела, и оставлю Дарезию тебе. Я куплю тебе титул и устрою все так, чтобы ты мог начать немедленно.
Глаза его сузились.
— Почему? — спросил он. — С какой стати ты со мной так щедра?
— Я вовсе не щедра, Стрейджен. Ты будешь ежемесячно выплачивать мне мою долю. Я об этом позабочусь. И не деньгами, Стрейджен. Мне нужны слитки — славные тяжелые золотые брусочки, которые так легко взвесить. И не вздумай, кстати, подмешивать в них медь, не то я перережу тебе горло.
— Мелидира, я в жизни не встречал такой безжалостной женщины. — В голосе Стрейджена прозвучала опасливая нотка.
— Ну что ты, Стрейджен, — лукаво ответила она. — Кое в чем я вполне мила и покорна. Да, вот еще что — нам придется пожениться.
— Что?!
— Браки заключаются на небесах, милорд. Брак даст мне возможность крепче держать тебя в руках, а я была бы совершенной дурой, если бы безоглядно доверяла тебе.
— А что, если я не захочу на тебе жениться? — безнадежно осведомился он.
— Тем хуже для тебя, Стрейджен, потому что, хочешь ты того или нет, а тебе придется на мне жениться.
— И если я откажусь, ты меня, по всей видимости, убьешь.
— Конечно. Я не намерена отпускать тебя на волю после того, как все тебе рассказала. Ты привыкнешь к этой мысли, милорд Стрейджен. Я собираюсь сделать тебя безумно счастливым — и вдобавок сказочно богатым. Когда еще ты получал лучшее предложение?
На лице Стрейджена, однако, была написана откровенная паника.
— Вот этого я не ожидала, — пробормотала Даная, идя рядом со Спархоком по лужайке.