Хроники Тамула. Трилогия
Шрифт:
— Афраэль, — сказала она, — проснись. Это я, Сефрения.
Богиня-Дитя открыла глаза и безутешно зарыдала.
— Что с тобой? — спросила Сефрения, крепче прижимая ее к себе и бережно укачивая.
— Они убивают моих детей, Сефрения! — прорыдала Афраэль. — По всей Эозии! Эленийцы убивают моих детей! Я хочу умереть!
— Мы должны немедленно отправиться в Сарсос, — сказала Сефрения Спархоку и Вэниону, как только они оказались втроем. — Мне нужно поговорить с Тысячей.
— Я понимаю, что это разбивает ей сердце, —
— Может, Вэнион. Младшие боги так тесно связаны со своими почитателями, что от этого зависит сама их жизнь. Пожалуйста, Спархок, попроси Беллиом сейчас же доставить нас в Сарсос.
Спархок мрачно кивнул и, вынув шкатулку, коснулся кольцом крышки.
— Откройся! — произнес он куда резче, чем хотел бы.
Крышка со щелчком открылась.
— Голубая Роза, — сказал Спархок, — у нас беда. Богиня-Дитя тяжко захворала оттого, что в далекой Эозии убивают ее детей. Мы должны немедля прибыть в Сарсос, дабы Сефрения могла испросить совета у Тысячи Стирикума касательно ее исцеления.
— Я исполню все, как ты велишь, Анакха, — прозвучал голос Беллиома из уст Вэниона. В лице магистра появилась смутная неуверенность. — Пристойно ли мне сказать, что я испытываю сочувствие к тебе и подруге твоей из-за недуга единственного вашего дитя?
— Я от всего сердца благодарю тебя за доброту, Голубая Роза.
— Сие не только лишь доброта, Анакха. Дважды касалась меня нежная длань Богини-Дитя, и даже я не защищен от хитроумных чар ее касания. Ради любви, всеми нами к ней питаемую, поспешим же в Сарсос, дабы могла она исцелиться.
Мир всколыхнулся, померк — и все трое увидели, что стоят перед отделанным мрамором чертогом Совета в Сарсосе. Осень здесь началась раньше, и березовая роща на окраине города была словно охвачена золотым пламенем.
— Подождите меня здесь, — сказала Сефрения Спархоку и Вэниону. — Не будем дразнить горячие головы новым явлением эленийцев в зале Совета.
Спархок кивнул и открыл шкатулку, чтобы спрятать Беллиом.
— Нет, Анакха, — проговорил Беллиом, вновь говоря устами Вэниона. — Должен я знать, что будет отвечено на просьбу Сефрении.
— Как пожелаешь, Голубая Роза, — вежливо ответил Спархок.
Сефрения вошла в чертог.
— Здесь похолоднее, — заметил Вэнион, кутаясь в плащ.
— Да, — согласился Спархок, — Сарсос куда севернее Материона.
— Тему погоды можно считать исчерпанной. Не волнуйся, Спархок. Сефрения обладает большим влиянием на Совет Тысячи. Уверен, они согласятся ей помочь.
Они ждали, и время тянулось невыносимо.
Прошло не меньше получаса, когда Спархок вдруг ощутил, как по Беллиому прошла сильная дрожь, даже судорога.
— Ступай со мною, Анакха! — Голос Вэниона прозвучал отрывисто и резко.
— В чем дело?
— Пристрастие стириков к бесконечным разговорам будит во мне недовольство.
Он поспешил за своим магистром, который размашистым, совершенно не свойственным ему шагом не вошел, а ворвался в здание. Бронзовые двери залы Совета были, по всей видимости, заперты, и это стало очевидно по скрежету разорванного металла, когда Вэнион резко распахнул створки.
Сефрения стояла перед Советом, умоляя о помощи. Прервав себя на полуслове, она пораженно, не веря собственным глазам, воззрилась на вломившегося в залу Вэниона.
— Мы не допустим сюда эленийцев! — завопил по-стирикски на дальней скамье один из советников, вскочив и замахав руками.
И тут в зале воцарилась мертвая тишина. Вэнион начал расти, стремительно увеличиваясь в размерах, и его громадную фигуру очертил, становясь все ярче, ослепительно-синий ореол. Вспышки молний хлестали из этого сияния, и раскаты грома оглушительным эхом отбивались от выложенных мрамором стен. В глазах Сефрении, устремленных на Вэниона, появился благоговейный страх.
Повинуясь беззвучным словам, которые только он один и мог расслышать, Спархок высоко поднял ослепительно сверкавшую Сапфирную Розу.
— Узрите Беллиом! — прорычал он. — И внемлите его мощному гласу!
— Внемлите словам моим, о Тысяча Стирикума! — Голос великана, который миг назад был Вэнионом, был оглушающ и необъятен. Такому голосу вняли бы сами горы, волны и бури застыли бы, едва услышав его. — Буду я говорить с вашими богами! Слишком ничтожны вы, погрязшие в нескончаемой болтовне, дабы доверять вам сие важнейшее дело!
Спархок моргнул. Похоже, дипломатия не была сильной стороной Беллиома.
Один из облаченных в белое советников вскочил.
— Возмутительно! — заорал он, негодующе брызжа слюной. — Мы не станем… — И вдруг исчез, а на его месте возник смущенного вида персонаж, которого явно отвлекли в разгар купания. Нагой и мокрый, он ошеломленно воззрился на окруженного синим ореолом великана и сверкающий камень в руке Спархока.
— Ну, знаете ли… — возмущенно начал он.
— Сетрас! — резко проговорил необъятный голос. — Как глубока любовь твоя к родственнице твоей Афраэли?
— Это уже вовсе не по правилам! — возмутился юный бог.
— Как глубока любовь твоя к ней? — настаивал неумолимый голос.
— Конечно, я ее обожаю. Все мы ее обожаем, но…
— Что бы отдал ты, дабы спасти ее жизнь?
— Все, что она попросит, конечно, но разве ее жизни может грозить опасность?
— Ведомо ли тебе, что Заласта Стирик — предатель? Со скамей Совета донеслись изумленные вскрики.
— Афраэль говорила об этом, — ответил бог, — но мы решили, что она преувеличивает. Ты же знаешь, какая она.