Хроники Тамула
Шрифт:
— Может быть, мне и без ее помощи удастся перенести нас через границу. Я уже знаю, как это делается.
— Нет, Спархок. Ты еще не готов к тому, чтобы делать это самостоятельно, и мы решительно не хотим, чтобы ты ставил опыты на свой страх и риск. Придется нам пересекать границу без помощи Афраэли. Кто знает, сколько еще она будет занята.
— Случилось что-нибудь важное? Я имею в виду — может быть, Элане грозит опасность?
— Не знаю, Спархок, и не хочу беспокоить Афраэль только для того, чтобы это выяснить. Даная позаботится о своей матери.
— Знаешь, все это крайне сложно. Хотел бы я знать, долго ли надо привыкать к мысли, что ее целых три — и все они одна и та же?
Сефрения непонимающе взглянула на него.
— Афраэль, Флейта, Даная — все они одна и та же личность, однако они могут быть в двух и, насколько я знаю, в трех местах одновременно и делать разом два-три разных дела.
— Верно, — согласилась она.
— И тебя это нисколько не беспокоит?
— А тебя беспокоит, что ваш эленийский Бог знает все, что думают все люди в мире — причем одновременно?
— Ну… пожалуй, что нет.
— Так в чем же разница?
— Сефрения, он — Бог.
— Она тоже, Спархок.
— Мне кажется, это не одно и то же.
— Ты ошибаешься. Скажи остальным, что мы будем пересекать границу самостоятельно.
— Они захотят узнать почему.
— Ну так солги им. Бог простит тебя — по крайней мере, один из них.
— Знаешь, когда ты в таком настроении, с тобой совершенно невозможно разговаривать.
— Ну так не разговаривай. Именно сейчас я предпочла бы обойтись без разговоров.
— Что-то не так?
— Я слегка обеспокоилась, когда ты развеял облако и оно начало ругаться по-стирикски.
— Я и сам это заметил. — Спархок скорчил гримасу. — Как это остальные упустили такую важную деталь? Сдается мне, она весьма значительна.
— На каком языке выругаешься ты, если зашибешь палец на ноге?
— По-эленийски, конечно.
— Конечно. Это твой родной язык. Не значит ли это, что родной язык того, кто наслал это облако, — стирикский?
— Об этом я и не подумал. Пожалуй, ты права.
— Это обеспокоило меня — и, по правде говоря, совсем не слегка. Оно наводит на мысли, которых я не желаю принимать всерьез.
— Например?
— Прежде всего — что на нашего врага трудится некий стирик, весьма искушенный в магии. Это облако создано сложнейшим заклинанием. Насколько я могу судить, во всем Стирикуме найдется лишь восемь-десять человек, которым такое по плечу, и всех этих людей я знаю. Они мои друзья. Не слишком-то приятно размышлять о таком. Так почему бы тебе не понадоедать кому-нибудь другому и не оставить меня наедине с моими мыслями?
Спархок сдался и отъехал немного назад, присоединившись к своим спутникам.
— В наших планах произошли некоторые изменения, — сообщил он им. — Афраэль сейчас немного занята, поэтому мы не сможем избежать встречи с пограничной стражей.
— Чем она занята? — спросил Бевьер.
— Ты не захочешь это знать, Бевьер. Поверь мне — кто-кто, а уж ты наверняка не захочешь.
— Она творит какую-то
— Телэн, — выговорил ему Берит, — нужно говорить «чудо», а не «божественность».
— Именно это слово я и искал, — пояснил Телэн, прищелкнув пальцами. Вэнион хмурился.
— Переход границы всегда сопряжен с волокитой, — проговорил он, — но кинезганцы, говорят, довели это искусство до пределов совершенства. Они способны целый месяц торговаться о размерах взятки.
— Для этого и существуют топоры, лорд Вэнион, — проворчал Улаф. — Ими мы убираем с пути различные помехи — кустарник, деревья, назойливых чиновников и все такое прочее.
— Нам ни к чему международный инцидент, сэр Улаф, — ответил Вэнион. — Впрочем, быть может, нам удастся немного ускорить ход дела. У меня есть имперский пропуск, подписанный лично Сарабианом. Возможно, этот документ окажется достаточно весомым, чтобы перенести нас через границу без особой задержки.
Граница между Эдомом и Кинезгой была отмечена рекой Пелой, и у дальнего конца крепко сколоченного моста стояло прочное, похожее на глыбу здание, за которым виднелся конский загон.
Вэнион и его спутники проехали по мосту к баррикаде на кинезганской стороне, у которой поджидали их вооруженные люди в диковинных развевающихся одеждах.
Имперский пропуск, который предъявил Вэнион, не только не помог им быстро пересечь границу, но и прибавил осложнений.
— Почем мне знать, что это действительно подпись его величества? — подозрительно осведомился капитан кинезганцев, говоривший по-тамульски с сильным акцентом. Это был смуглый человек в свободном черно-белом полосатом одеянии, голову его причудливо обматывал кусок ткани.
— Знаешь, что куда важнее, приятель? — грубовато осведомился Спархок по-тамульски. — Почем тебе знать, что это не подпись его величества? Атаны весьма неприязненно относятся к тем, кто не исполняет приказов императора.
— Подделка подписи императора карается смертью, — зловеще напомнил капитан.
— Я слышал об этом, — ответил Вэнион. — Однако неподчинение его приказам тоже карается смертью. Я бы сказал, что одному из нас грозят серьезные неприятности.
— Мои люди, так или иначе, должны обыскать ваши тюки на предмет контрабанды, — надменно сообщил капитан. — Я обдумаю, что с вами делать, пока они будут исполнять свои обязанности.
— Обдумай, — согласился Спархок ровным недружелюбным тоном, — но имей при этом в виду, что неверное решение весьма печально отразится на твоей карьере.
— Не понял, к чему ты клонишь.
— Человек без головы вряд ли продвинется по службе.
— Мне нечего бояться, — заявил капитан. — Я строго следую приказам своего правительства.
— А атаны, которые отсекут твою голову, будут строго следовать приказам своего правительства. Уверен, что все вы получите бездну удовольствия от такого точного соблюдения приказов. — Спархок повернулся спиной к назойливому капитану, и они с Вэнионом подошли к остальным.