Хроники тонущей Бригантины. Остров
Шрифт:
46
Ян и сам толком не понял, как очутился около полуночи в дверях лазарета. Это у него стало уже почти традицией — приходить вот так, врываться, сеять хаос, а потом позорно улепетывать, потому что каждый раз силы оказывались неравными. Вспомнив, чем кончилось прошлое их с доктором столкновение, Ян скривился. Это был какой-то невероятный абсурд, страннее некуда.
Повторять его никто не собирался.
Сорьонен
Это походило на сочувствие. Сочувствие к врагу — удел сильного.
Что-то Ян не припоминал, когда это сделался таким сильным.
Темный коридор, из-под двери лазарета просачивается вздрагивающий свет. Ян уже столько раз видел эту картину, что даже развеселился. Но была колоссальная разница — сегодня он пришел не драться.
Делить им теперь нечего, а все эти вспышки бешенства, которые до сих пор не удается сдержать, когда поминают всуе Мартина, — не более чем остаточные явления. Даже лечить не нужно, само пройдет.
Он пришел из любопытства и напоследок. Ян не взошел на борт 'Гордости Севера', но следующей же лодкой собирался отправиться на материк. Чтобы уладить свои дела, хватит и одной ночи. Лучше начать немедленно.
— Доктор, вы здесь?
Свет мигнул, а потом выправился. Ян толкнул дверь и пригласил себя войти.
На столе, теперь до непривычного чистом, стояла керосиновая лампа. Она освещала весь лазарет, оставляя в только пятна бурой темноты в углах.
— Снова на 'вы'?
Доктор сидел на подоконнике, подобрав колени к груди, и вертел в руках бутылку пахучего дрянного рома. Его там оставалась от силы четверть.
Никто. Никогда. Никто никогда не видел Сорьонена пьяным. А Яну, надо же, посчастливилось.
Ах да, он же пришел поговорить. Чтобы разговор получился именно разговором, нужно было сесть. Желательно подальше, чтобы исключить соблазн подкрепить свои доводы кулаками. Ян выбрал кушетку.
Ощущение 'дежа вю' не нахлынуло, но и сидеть было неудобно. Пока он устраивался, доктор успел еще разок приложиться к бутылке.
— Так о чем вы хотели поговорить? — спросил Ян громко.
— Выходит, ты готов разговаривать, — заключил Сорьонен. А Дворжак заключил, что бутылка рома у врача уже не первая, потому что половину фразы тот сказал по-фински. О смысле Ян догадался только из контекста.
— А вот вы, наверное, уже не очень, — пробормотал он.
Доктор рассмеялся. Яну стало жутко. Смеялись не над ним.
Но и разговора никакого не выйдет, психованный в белом халате еще пара глотков и опрокинется с подоконника в катакомбы коробок, где прохрапит до утра в лучшем случае, а затем будет обнаружен неугомонной Джейн. Картинка представилась так же ясно, как еще иногда возникала перед глазами нога мертвеца с белыми ногтями, которые отросли и загибались.
Ян тряхнул головой. Это называется — уладить
Нет, улаживают не так. Следует либо подойти и врезать Сорьонену за то, что забрал почти и не принадлежавшее Яну, либо извиниться, попрощаться и уйти. Еще ведь предстояло самое сложное.
Ни того, ни другого Ян сделать не смог. Сорьонен внимательно смотрел перед собой, не замечая, кажется, ни своего гостя, ни вообще окружающего мира. Ян подозревал, что доктору было скверно. Ну, лучше поздно, чем никогда.
Он встал, успел сделать даже пару шагов к двери.
— Я все хотел спросить, — неожиданно разборчиво подал голос Сорьонен. — Почему ты не сказал Мартину то, что прочитал в его карте? Или так… почему не отдал карту Джейн, хотя она, скорее всего, очень убедительно тебя просила?
У Яна против воли полыхнули щеки, хорошо еще, стоял он спиной. Но придется разворачиваться, разговор все-таки завязался.
— Она достойна уважения, — начал он.
Это если говорить о Джейн. Эти ее жесты, которые материнскими назвать было сложно, Ян расценивал как простительную слабость. У него и самого иногда прорывалось… А что до стащенной карты, забавно было, что доктор позволил.
— Такого же, как несущийся на тебя поезд, — подтвердил Сорьонен. — Я разве спорю? Нет, Ян, ты если не хочешь, не отвечай. Я понимаю — это очень личное.
— Ну, давайте помашем после драки кулаками, — согласился Ян.
Снова уселся, потому что иначе принял бы поневоле глупую позу. Как будто у доски отвечал. Теперь главное — не сорваться с разговора на драку.
— Ром?
— Можно, — неожиданно даже для самого себя согласился Ян.
Ореол жутковатой неуязвимости, окружавший доктора раньше, теперь развеялся. Дворжак это чувствовал и почему-то очень радовался. Кари Сорьонен все-таки был не более чем обычный средних лет мужик со своими проблемами, которые нельзя решить, но можно утопить. Как-то так.
Резковатый запах тафьи, налитой в широкую колбу, заставлял глаза слезиться.
— Почему вы на этом острове? — вместо ответа нашелся вопрос.
А ответы, наверное, были одинаковыми. Ян уже с этим смирился, хотя для себя предпочел бы какой-то иной.
— Откровенность за откровенность, правда не пойму, на что тебе сдалась моя, — вздохнул доктор.
А не так уж он был и пьян, подумалось вдруг.
— Идет, — кивнул Ян.
— Десять лет назад меня отправили работать в Санкт-Петербург, а вернулся я на родину уже вдовцом, —
Ян понял, что ему собираются сообщить что-то плохое и столь же полезное, как заученный в деталях образ висельника. — Мы с моим наставником, доктором Коскиненом, умудрились проглядеть у моей жены опухоль мозга. Диагноз он поставил уже по результатам…
— Хватит!
Слушать это он не хотел, не мог, и вообще, разорвал пальцами простыню на кушетке.
— Извини, — тут же спохватился доктор. — Просто самый большой страх врача — это если заболеют близкие, и их не получится вылечить, веришь — нет?.