Хроники Валькирий
Шрифт:
Ожидание в его ситуации - самое худшее. Гийом уже успел сделать несколько попыток выйти за ворота, и удержать себя удалось только с помощью голоса разума, говорившего, что Нюкте такое не понравится. Но и оставаться на месте не было никаких сил.
Наконец в ворота вошел высокий светловолосый мужчина. Гийом знал, что если и можно было в такой ситуации надеяться на чудо, то исходить оно должно именно от этого... и всё равно испытал раздражение наравне с облегчением, когда увидел в руках Арлана изломанную фигуру, в которой просто невозможно было не узнать высокую черноволосую валькирию. Челюсть сжалась до боли,
– Найдите лекаря. Срочно, - буквально прорычал Арлан, быстро пересекая небольшую площадь двора.
– Никаких лекарей, - откликнулся Гийом, снова начав дышать.
– Я сам.
– И понесешь ты ее тоже сам?
– приподнял брови Арлан, когда седой преградил ему дорогу.
– Она весит как здоровый мужик в боевых доспехах.
Приняв его правоту, Гийом кивнул и быстро повел мужчину до апартаментов, выделенных им бароном. По дороге он приказал слугам принести им горячей воды, ведро чистой ключевой и оставить их у дверей, запретив заходить в комнаты.
Нюкту уложили на ковер перед камином, в который тут же докинули дрова. Наскоро осмотрев валькирию, Гийом оценил повреждения, продумывая следующие свои действия. Самая страшная рана оказалась на боку - заметный след от клыков, не только прокусивших мягкие ткани живота и повредивших внутренние органы, но и сорвавших приличный кусок плоти с ребер и раздробивших кости. Сейчас регенерация валькирии уже остановила кровь и всю рану покрывала запекшаяся корка, которую придется удалять, чтобы зашить раны и возможно извлечь застрявшие в теле звенья от легкой кольчуги. Сломанное запястье, прокушенные ноги, располосованная спина, в данной ситуации это мелочи. Даже сломанная ключица и следы укуса на груди не так страшны по сравнению с теми ранами. Вскрыть такие, значит рискнуть, оставить - дать женщине медленно умереть от заражения, ослабший организм просто не сможет самостоятельно восстановиться и тем более противостоять инфекции.
От осмотра его оторвал звон скинутых на пол металлических частей брони Арлана.
– Ну и что ты делаешь?
– Собираюсь помочь. Или ты один думаешь поднимать ее? Кровью изойдет быстрее, чем заштопать успеешь.
– Хищно сощурив глаза и сморщив нос как обозленная шавка, он смотрел на Гийома, словно тот его убить собирается.
Неплохая идея, иметь под боком этого сучьего выкормыша слишком опасно, тем более пока Нюкта в таком состоянии. С другой же стороны - именно он и принес ее в замок. Да и разбираться с ним лучше оставить самой валькирии.
Гийом мог только представлять, что произошло в том лесу на самом деле. Судя по расположению укусов можно предположить, что Нюкта встретилась с вожаком, очень уж большие и мощные челюсти, если так раздробили крепкие кости валькирии. И как относиться к светловолосому он тоже не знал. Природная осторожность призывала если не уничтожить, то хотя бы отдалить, обезопасив женщину, но в словах Арлана была горькая правда, а в лице, вмиг потерявшем всю привлекательность и как ничто другое выдавшем истинную натуру, была уверенность.
– Если бы я хотел ее смерти, разве тащил бы столько?
В лице мужчины прорезалось какое-то отчаяние, немало удивившее Гийома. Но верить Арлану так просто он не мог.
– Дай клятву, что никогда, слышишь меня, никогда не причинишь ей вреда, ни сам, ни своей волей, ни молчанием или словами. Поклянись самым дорогим.
– Ты сумасшедший! Нашел когда упрямиться. Я
Гийом сморгнул и попытался удержать лицо предельно спокойным. Ничего подобного от этого мужчины он не ожидал.
В дверь подолбили, и послышался стук ведер о камень коридора. Значит, горячую воду принесли.
– Заноси их сюда. Потом надо будет ее аккуратно раздеть и заняться ранами.
– Шить умеешь?
Арлан кивнул головой. Это дело было самим собой разумеющимся в их обстановке, тут пока доберешься до лекаря, рискуешь изойти кровью, так что все рыцари умели оказывать помощь раненым товарищам, это одно из первых чему их учат.
– Может дашь ей настой черёты?
– Только переводить, - махнул рукой Гийом. Подготовив несколько маленьких иголочек в форме полумесяца, мужчина осторожно уложил их на чистую белую ткань. Действовал он довольно ловко и четко, что указывало на немалый опыт подобных приготовлений.
– По сути - что такое боль? Это знак нашего тела, о нанесенной травме и вообще нарушении целостности.
– Осторожно убрав мокрое полотенце с бока Нюкты, он придирчиво рассмотрел размякшую корку и начал ее снимать, обнажая рваные раны.
– Бери иголку.
Арлан не стал терять время зря и спокойно подчинился. Разошедшиеся кроя раны уже набухли кровью, так что сейчас следовало действовать быстрее. Небольшие кусачки осторожно сжали тонкую иголку, с заметным усилием пробивающую казалось такую тонкую кожу. Гийом же тем временем продолжил вскрывать корку, а потом и сам взялся за нитку.
– Боль конечно необходима, любой пыточных дел мастер подтвердит мои слова, но так же способна отвлечь и нанести вред всему организму. Как сказала бы Нюкта - это слабость. Так что валькирии практически не чувствуют ее. Хотя это тоже неправильный вывод из того что рассказывала мне Сэлэния. По ее словам боль есть, как напоминание о полученных ранах, забыть о таком довольно рискованно, но она... Сэлэния говорила, что если уколет палец - она об этом будет знать, как и о прошившей насквозь стреле. Боль для них где-то за гранью. Хотя чувствительность у них всё же понижена, это факт.
– Закончив с первой раной, Гийом тут же занялся следующей. Судя по его отстраненному виду - говорить ему почти жизненно необходимо. И Арлан его понимал, ведь это хоть как-то спасало разум от беспокойства и жалости, позволяя рукам не трястись и спокойно выполнять свою работу.
– Правда у всего есть обратная сторона. Они почти не ощущают холода и не страдают от жары, последнее ничего - особо не перегреваются, а вот замерзнуть до смерти могут, если ума нету. Да и...
– Гийом довольно похабно усмехнулся, - проклятие у них такое друг другу есть - "Чтоб тебе любовник ласковый попался".
Про холод он и сам понял, а вот последнее замечание было весьма интересным. Оказывается не зря о вольных девах ходит слава как об очень пылких и развратных любовницах, по-другому они и не чувствуют.
Интересно, не потому ли страсть кудрявой валькирии так неожиданно утихла? Хотя нежным его в тот момент назвать было сложно, деланная холодность и провокации валькирии возбуждали не меньше, чем самые откровенные заигрывания. Это уже не говоря об осознания того, что под тонкой рубашкой на ней нет других одежд.