Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг

Стегний Петр Владимирович

— тут же остановится, напомнишь, что не сделан урок по арифметике — бежит в классную

комнату. Как маленький старичок, право.

Салтыков, маленький, осанистый, с необыкновенно живыми глазами на желтоватом

лице, имел возможность наблюдать за Александром не только в толпе ханжей и льстецов,

наполнявшей бабкины раздушенные салоны, но и на субботних гатчинских вахтпарадах,

где тот под одобрительным взглядом отца до изнеможения муштровал второй батальон, в

котором

значился командиром. Он мог бы ответить и на этот и на многие другие вопросы

Екатерины, но не делал этого — и потому сохранял свой пост распорядителя малого

двора, а затем и воспитателя сыновей наследника престола на протяжении вот уже более

пятнадцати лет.

Павел по воцарении назначит Салтыкова фельдмаршалом.

2

Следом за детьми в кабинете появилась великокняжеская чета. Павел, облаченный

в мундир гатчинских войск, был ниже жены на голову. Мария Федоровна, высокая,

статная, с неестественно ярким румянцем, присела, шелестя тафтяным подолом, в

книксене — и, едва обронив несколько слов, устремилась к сыновьям. Интриганка

вюртембергская, как окрестила ее Екатерина, почитала их насильно у нее отобранными.

Екатерина ее не задерживала. Внимательным женским взглядом она сразу заметила

в ушах великой княгини бриллиантовые серьги, подарок Мамонова. Зная характер Марии

Федоровны, можно было поручиться, что серьги надеты не случайно.

История эта была давняя.

Как-то, еще в самом начале своего «случая», Мамонов преподнес Екатерине

великолепный бриллиантовый гарнитур, за который, впрочем, она сама и заплатила —

бриллианты стоили целое состояние.

К несчастью, Екатерина, глубоко равнодушная к драгоценностям, не оценила по

достоинству душевный порыв своего фаворита и передарила серьги из гарнитура Марии

Федоровне, с которой в то время поддерживала вполне приличные отношения.

Великая княгиня, не избалованная вниманием, настолько расчувствовалась, что

пригласила Мамонова в Гатчину, желая выразить ему свою благодарность.

О приглашении стало известно.

Разразился ужасный скандал.

— Как она посмела тебя звать? — крикнула Екатерина в приступе ревности.

Мамонов был вынужден отказаться от приглашения, сказавшись больным. Вскоре

из Гатчины прискакал курьер, передавший Александру Матвеевичу усыпанную

бриллиантами табакерку.

Екатерина успокоилась:

— Ну, теперь можешь ехать благодарить великого князя, но только с графом

Валентином Платоновичем (Мусиным-Пушкиным), а не один.

Павел не захотел видеть Мамонова.

В кабинете матери он, по своему обыкновению, держался как на плацу. Императрица

молча

следила за тем, как он мерно маршировал на негнущихся ногах от стены до стены, не

останавливаясь ни на минуту. В движениях и облике его развязность странным образом

мешалась со скованностью. Высокие прусские ботфорты, трость и треугольная шляпа,

короткая косица, вздрагивавшая от каждого шага, надменно вздернутый подбородок — и

такая боль, такая беззащитность во взгляде больших влажных глаз... Год от года Павел

казался ей все более похожим на покойного императора Петра Федоровича.

После короткого пребывания в финляндской армии великий князь безвыездно жил в

Гатчине, предаваясь мрачной романтике прусской муштры. До Екатерины все чаще доходили

слухи о том, что в Гатчине и в Павловске, при малом дворе, чуть ли не в открытую ведутся

крамольные разговоры: то примутся обсуждать плачевное состояние финансов, истощенных

войнами, то вдруг Мария Федоровна появится с утра с покрасневшим носом: проплакала-де

всю ночь, расстроенная запретом на ношение при дворе французских платьев и причесок130.

Появление Павла в неурочный день (обычно он наезжал в Царское раз в неделю)

настораживало. В тяжелом, исподлобья, взгляде сына мнилось скрытое злорадство, и

Екатерина не без удовольствия отказала ему в просьбе оплатить просроченный вексель —

в Гатчине велось бесконечное, казавшееся ей бессмысленным строительство.

3

Как только дверь за великим князем затворилась, Храповицкий неслышно, как тень,

вновь возник в кабинете. Одного взгляда на озабоченное лицо императрицы было для него

достаточно, чтобы мгновенно и точно почувствовать ее настроение и сделать именно то,

что надлежало сделать.

На овальный столик легла только что полученная от переписчика рукопись «Горе-

богатыря».

Екатерина надела очки, без которых уже не могла обходиться при чтении бумаг, и,

не произнося ни слова, принялась перелистывать пухлую, добротно переписанную

тетрадь. Глубокая складка на ее переносице разгладилась, сухие, обычно плотно сжатые

губы раздвинулись в задумчивой полуулыбке, обнаружив нехватку двух передних зубов.

«Угодил», — понял кабинет-секретарь и, расслабившись, задышал глубоко и

покойно, чуть посапывая, как это случается у тучных и одышливых людей.

Редактирование, или, называя вещи своими именами, соавторство в сочинении

театральных пьес, опер-буфф, драматических сценок, в изрядном количестве выходивших

из-под монаршьего пера, входило в служебные обязанности Храповицкого. Екатерина