Хрущев: интриги, предательство, власть

Дорофеев Георгий Васильевич

В январе 1936 года Хрущев докладывал пленуму горкома: «Арестовано только 308 человек. Надо сказать, что не так уж много мы арестовали людей… 308 человек для нашей Московской организации – это мало».

В отчетном докладе летом 1937 года на IV Московской городской и областной партийных конференциях, он сообщил делегатам: «Агенты врагов народа просочились на районные, городскую и областную конференции. Я их знаю, фамилии пока называть не буду, и вы меня не заставите. У нас бывает до известного времени так, но нужно будет, мы (надо полагать, «я») не постесняемся,

мы скажем…»

До какого «известного времени», кого зачислил Хрущев в обойму «врагов народа»? Этого делегаты не знали, но они были запуганы и ежились под колючим взглядом маленьких хрущевских глаз.

Его доклады отличались красноречивыми наводками для органов НКВД. «В Калуге, – ораторствовал Хрущев, – нужно хорошо покопаться, там не все раскопано, там, надо иметь в виду, жили Каменев и Зиновьев в свое время. Безусловно, они свое гнездо какое-то оставили. Покопаться следует и в Москве на предприятиях и в учреждениях».

Сам Никита копал глубоко. При его прямом участии или, во всяком случае, не без его согласия, были репрессированы 35 из 38 секретарей МК и МГК ВКП(б), работавших в 1935–1937 годах. Всего, по случайно дошедшей до нас информации, за время партийного руководства Хрущева, в Москве было репрессировано 55 тысяч 741 человек.

У Никиты Сергеевича своя философия и нравственные устои. Он разглагольствовал: «Вот на 1-ом заводе вышел какой-то слюнтяй подголосок или голос врагов троцкистов, и начал болтать… его коммунисты свалтаразили (слово-то какое нашел! Его ни в одном словаре нет) и хорошо набили морду. Некоторые сейчас же позвонили в МК: – «Как это так избили?»– А я им сказал: «Молодцы, что избили, молодцы».

В своих мемуарах Хрущев не обходил молчанием факты избиения партийных кадров в Москве и Московской области, но утверждал, что совершенно к этому не причастен, а все делал сам Сталин.

«В Москве и Московской области, – пишет Никита Сергеевич, – уничтожили всех секретарей райкомов партии. Я сейчас перечислить не смогу их конкретно, но практически всех уничтожили».

От себя добавим: остался один Хрущев. И зададим вопрос: почему? Ответ очевиден: только потому, что сам чинил расправу. Автор книги «Хрущев» Уильям Таубман писал, что он, Хрущев, достиг вершины власти «ценой бесчисленных жертв…» Чтобы остаться на плаву, он топил всех, кто был с ним рядом, с кем когда-либо встречался. По его команде был арестован секретарь Бауманского райкома партии Ширин. На него Никита затаил обиду, еще когда учился в академии. Ширин выступал против избрания Хрущева секретарем партийной организации Промакадемии и называл его демагогом. Никита не забыл этого и, став секретарем горкома, расправился с ним. Однако в мемуарах Хрущев говорил об этом чрезвычайно мягко, как бы между прочим.

«В Баумановском райкоме тоже не все занимали достаточно четкую позицию. Секретарем его являлся Ширин. Я затрудняюсь сейчас сказать, был ли он «правым» или просто пассивным человеком, недостаточно политически активным».

Ширин исчез из Москвы, и больше его никто никогда не видел.

Хрущев расправился не только с Ширимым, но и с другими партийными

работниками Баумановского райкома партии. Арестованный в те годы А. Ульяновский вспоминал: «Ордер на мой арест был подписан заместителем народного комиссара внутренних дел Прокофьевым.

Но внизу ордера стояла знакомая подпись – Н. Хрущев. Мой арест был согласован с Московским комитетом партии… Это меня удивило: Хрущев меня знал. Я был одним из лучших и наиболее популярных пропагандистов Бауманского района и МК».

Хрущев карабкался наверх по трупам. Ему нужно было показать себя бдительным и активным бойцом за «линию партии». С этой целью он шантажировал партийных работников, которые были в его окружении, клеветал на них, постоянно разоблачал «уклоны», находил троцкистов и бухаринцев. Это была его стихия.

– Ты был на IV Московской городской и областной конференции? – спрашивал он секретаря Краснопресненского райкома. – Помнишь, я говорил, что агенты врагов народа просочились в партийные органы? Помнишь? Так вот, ты и есть просочившийся враг народа. Ты разоблачен.

Никаких объяснений и оправданий Никита не признавал и не принимал. Человек просто исчезал из Москвы.

– Почему у тебя бегают глаза? – спрашивал он секретаря Ленинградского райкома партии города Москвы Сойфер, – ты троцкист и враг народа.

Позже, когда Никита будет разоблачать культ личности, он эти методы избиения кадров припишет Сталину, а себе отведет роль человека, которого втянули в нехорошую историю.

«…Я был особенно потрясен, – прикидываясь невинной овечкой, писал он, – когда арестовали Коган… Коган в партии с 1902 года, человек исключительной честности и благородства. Она была тоже казнена».

Никита перечислял многие имена арестованных партийных работников, но ничего не говорил о том, что он сыграл в их судьбе роковую роль. Однако он не смог скрыть, что Сталин был обеспокоен многочисленными арестами и обсуждал этот вопрос с глазу на глаз с ним лично.

* * *

– Я посмотрел списки, которые вы подписали, – как-то сказал Сталин, – вы уверены, что там все враги народа?

– Уверен, товарищ Сталин, – не моргнув глазом, сказал Никита Сергеевич, – все проверено и перепроверено.

– И вы ни в ком и ни в чем не сомневаетесь? – спросил Иосиф Виссарионович.

Вспомним: Никита Сергеевич объявил – «сомнения не наша, не большевистская черта».

– Нет, товарищ Сталин, – не сомневаюсь, – стоял на своем Хрущев.

Раскуривая трубку, Сталин прошелся по кабинету и, подойдя к Хрущеву, испытывающе посмотрел на него.

– Слишком много врагов, – сказал он, – работать скоро не с кем будет. Не перегибает здесь палку ОГПУ?

Никита выдержал испытывающий взгляд Сталина и отчеканил:

– Нет, не перегибает, товарищ Сталин.

Иосиф Виссарионович подошел к столу и взял списки, подписанные Хрущевым и представленные ему на утверждение.

– Вот в списках, – сказал Сталин, – числится фамилия Трейваса, его совсем недавно рекомендовали секретарем Калужского горкома. Теперь он в списках врагов. В чем дело?