Хрущев: интриги, предательство, власть

Дорофеев Георгий Васильевич

– Ты самая лучшая кандидатура для руководства Украиной, – говорил он своему преемнику, – я боялся, что Сталин мог бы прислать Молотова или Маленкова или кого-либо другого. Они бы тут не удержались, а ты со своим опытом и авторитетом – то, что нужно республике.

Лазарь Моисеевич слушал излияния Хрущева и удивлялся его открытости, откровенности и добропорядочности. Так он и доложил Сталину, когда тот спросил его о поведении Хрущева после отставки.

– Он ведет себя честно и открыто, – сказал Каганович Сталину, – признает свои ошибки и, на мой взгляд, глубоко в них раскаивается.

Через какое-то время Сталин сам позвонил Хрущеву

и спросил его о самочувствии. «Для меня лично, – писал в мемуарах Хрущев, – главное заключалось в том, что Сталин как бы возвращал мне свое доверие. Его звонок был для меня соответствующим сигналом… Это улучшало мое моральное состояние…»

Между тем положение дел на Украине не улучшалось. Кризис в промышленности и в сельском хозяйстве Каганович объяснял не только ошибками Хрущева в руководстве республикой, но и происками «украинского буржуазного национализма», которому он объявил беспощадную войну. Однако Лазарь Моисеевич не учел одного обстоятельства. В райкомах, горкомах и обкомах партии – везде были расставлены сторонники Хрущева. Над ними-то и нависла угроза за допущенные провалы в экономике. Они заволновались и побежали к Хрущеву за советом. Никита Сергеевич принимал их, внимательно выслушивал жалобы и разводил руками.

– Я вам ничем помочь не могу, – говорил он. – Вы знаете, я сейчас не у дел. Пишите письма и телеграммы товарищу Сталину с просьбой спасти вас от преследований со стороны… впрочем, вы сами знаете, кто вас преследует.

В Москву полетели жалобы, в которых говорилось, что Каганович уничтожает украинскую культуру, насильственно русифицирует республику, преследует украинскую интеллигенцию. Это были серьезные сигналы. О том, что они поступали по прямой указке Хрущева, Сталин даже не мог представить. У него просто создалось впечатление, что Каганович, в силу своей национальной принадлежности, не сумел прижиться на Украине. Он отозвал его в Москву, а 26 декабря 1947 года принял решение о восстановлении Хрущева в должности первого секретаря ЦК Украины. Правительство возглавил замечательный хрущевский подхалим Коротченко.

Прощаясь с Кагановичем, Никита Сергеевич сделал «постное» лицо, обнял его и высказал сожаление, что ему не удалось долго поработать с таким опытным руководителем, каким является Лазарь Моисеевич, у которого он мог бы многому научиться. Каганович хмурился и не знал, что сказать. Каким-то особым чувством он понимал, что его спешная отставка связана с Хрущевым. Об этом он подумал, когда Сталин сказал ему: «Не пытайтесь поссорить меня с украинским народом».

Однако почему у Сталина возникло такое мнение, Каганович не знал. «Меня оклеветали, – тогда подумал он. – Но кто это мог так ловко сделать? Кому это было выгодно?» Хрущев всегда относился к нему по-дружески, и Кагановичу казалось, что тот еще больше страдает от его неудачи в руководстве республикой, чем он сам.

Только в 1957 году, когда Хрущев громил так называемую «антипартийную группу», к которой был причастен и Каганович, он узнал всю глубину хрущевского лицемерия. Хрущев раскрыл все свои крапленые карты в той закулисной игре.

– Каганович, – вещал Хрущев на пленуме, – окружил себя на Украине бандой беспринципных доносчиков. Он истреблял преданные партии национальные кадры, мучил и терроризировал украинскую интеллигенцию. Каганович – интриган, подхалим и двуличный человек.

– Каганович, – вторил Хрущеву Подгорный, – садистски наслаждался мучениями украинских активистов, уничтожал их, угрожал арестами

и тюрьмой. Не случайно, даже сейчас многие партийные и советские работники вспоминают об этом времени, как о черных днях. Товарищ Хрущев, опираясь на уважение и поддержку народа Украины, делал все, что мог, чтобы положить конец провокациям Кагановича.

Хрущев приписывал Кагановичу те качества и поступки, которыми обладал сам. Как говорят в народе, мерил на свой аршин. Лазарь Моисеевич слушал клевету в свой адрес и не мог не поражаться ловкости и изворотливости своего бывшего протеже, которому он когда-то покровительствовал и дал путевку в большую политику, и который теперь обливал его грязью. Но такова была природа и натура Хрущева. Он мог на словах сочувствовать человеку в его беде и тут же предать его. Когда умер Сталин, Никита Сергеевич плакал вместе с его сыном Василием, и тут же распорядился, чтобы Василия выслали из Москвы и посадили в тюрьму.

Жажда славы

После отъезда Кагановича в Москву, Хрущев еще два года хозяйничал на Украине. По его оценке, это было спокойное и самое лучшее время в его жизни. Правда, сильно докучали националисты Западной Украины. Они убивали врачей, учителей и всех, кто сотрудничал или даже сочувствовал советской власти. Однако это Хрущева мало волновало. Борьбой с бандитскими формированиями на западе Украины занималось союзное НКВД, а Никита Сергеевич следил только за развитием событий. В основном он занимался внутрипартийными делами. Сталин ему доверял, и он, пользуясь этим доверием, прежде всего, уничтожил тех коммунистов, которые поддерживали Кагановича. На их место Никита Сергеевич назначил своих сторонников.

Хрущеву хотелось прослыть крепким и умным хозяйственником, хотелось, чтобы его заметил и похвалил Сталин. В голове не то что рождались, а роились идеи.

В январе 1948 года, Никита Сергеевич отправил Сталину письмо, в котором изложил свою идею перестройки сельского хозяйства:

«Отдельные паразитические и преступные элементы, – писал он, – присосались к колхозам, пользуются льготами, предоставленными колхозникам, но никакого участия в работе колхозов не принимают. Подобные элементы, используя колхозы, как ширму, занимаются спекуляцией, воровством, самогоноварением и совершают другие преступления».

К письму прилагался проект постановления, где предлагалось предоставить собраниям колхозов право высылки «нежелательных элементов». Причем, срок высылки ничем не регламентировался. Получалось, что ссылка по приговору суда могла когда-нибудь закончиться, а по решению народного суда – нет.

Вот такую инициативу подбросил Хрущев Сталину, Иосиф Виссарионович тут же позвонил Никите Сергеевичу.

– Борьба со спекуляцией, бездельниками и лодырями– дело хорошее, – сказал он, – но где гарантия, что здесь не будет злоупотреблений и под благовидным предлогом не пострадает честный и работящий человек?

– Товарищ Сталин, – встрепенулся Хрущев, – партийная организация республики дает такую гарантию. Я лично возьму все дело под контроль.

Что из этой затеи вышло, стало известно только сейчас. Собрания колхозников использовались для сведения счетов с неугодными и неудобными начальству тружениками полей и животноводов. Больше того, из многих колхозов выселили передовиков, из-за которых повышались нормы выработки. Это было сущее бедствие. Хрущев внимательно следил за тем, кто и как выполняет его директивы. Но в суть дела особо не вникал.