Хрустальная пирамида

Симада Содзи

Я никогда не понимал, что думает Митараи. И сейчас не понимал его настроения, но, по крайней мере, понял, почему он не склонен ехать в Америку.

— Дело расследовано. Больше никаких проблем не возникнет, — сказал он.

На следующий день утром позвонила Леона. Это был день рождения Митараи, и в коридоре образовалась горка из писем от его поклонниц. Было ясно, что и Леона звонит его поздравить.

По телефону он дал такой же расплывчатый ответ, что и мне, но, как это всегда бывает в его день рождения, мы с Митараи пошли в английский бар, выпили шампанского,

съели торт, испеченный его поклонницами, и, в конце концов, на следующий день сели в самолет, направляющийся в Америку. Мы летели в такую даль не ради нового необыкновенного расследования, а просто чтобы посмотреть новый фильм Леоны Мацудзаки. Ничего удивительного, что нерадостное выражение не покидало лица Митараи, который считал, что побудительным мотивом любого его действия должен быть прежде всего творческий интерес.

Голливуд, Америка — 16

Из аэропорта Лос-Анджелеса мы, сев в присланный Леоной темно-коричневый лимузин, поспешили в кинокомпанию «Парамаунт» на Мелроуз-авеню в Голливуде.

Мы считали, что знакомы с Леоной близко, как соседи по лестничной площадке, и предполагали, что она встретит нас если не в зале прилетов аэропорта, то, по крайней мере, в вестибюле «Парамаунта», который находится сразу за воротами Мелроуз-гейт у въезда на территорию кинокомпании. Но Леона, популярная в Америке еще больше, чем в Японии, не могла здесь позволить себе такого простого поведения. Так что в этот день, 29 ноября, мы смогли увидеться с ней только после многократных проверок охраны в приемной в глубине здания кинокомпании.

Приемная была замечательная. Гобелены отражались в полу и стенах из полированного мрамора, в аквариуме плавали яркие тропические рыбки. Диваны, обитые серой кожей, столики из красного дерева… Если не принимать во внимание стиль, то по роскоши она не уступала салону первого класса на «Титанике», который погиб в Атлантическом океане.

— Привет!

Леона вошла через дверь в дальнем углу просторной комнаты. Она была в черных обтягивающих брюках из кожи и плотном шерстяном жакете. Его украшал геометрический рисунок, вышитый черными и золотисто-коричневыми нитями. Каштановые волосы завиты, на губах коричневая помада.

Она прежде всего обняла Митараи, вставшего с дивана, потом слегка приобняла меня. Стройная, хрупкая фигурка, и при этом хорошо развитая грудь. Аромат дорогих духов.

— Выпьем сначала по бокалу в баре, а потом — прошу на первый просмотр, — пригласила Леона.

Бар тоже оказался прекрасным — ничего кричащего, никакого шумного оркестра. Мы сели за стойку, окруженную деревянными панелями в английском стиле, и подняли бокалы с шампанским. Здесь в присутствии единственной женщины — Леоны — мы почувствовали себя непосредственными участниками важного события в истории американского кино.

— Я дважды обязана вам своим спасением, — сказала Леона, осушив бокал. — В Японии ведь говорят — что было дважды, повторится и в третий раз. Может быть, будет и третий такой случай…

— Желаю, чтобы этого не случилось. За тебя! — сказал Митараи.

— Почему же?

Мой друг

надул губы, и лицо его приняло слегка игривое выражение.

— Потому что я желаю тебе добиться еще большего успеха и стать поистине олицетворением Голливуда. Желаю, чтобы на твоем пути больше не встречалось таких препятствий.

— Вы говорите не то, что думаете.

— Я говорю искренне.

— Я не боюсь трудностей. Из жизни, текущей по прямой к пункту назначения, под полными парусами и с попутным ветром, сделать кино не получится. Я люблю препятствия.

— Теперь хочешь попасть в объятия Кинг-Конга? — прохладно спросил Митараи.

Леона ответила после небольшой паузы:

— Почему бы и нет? Мохнатые руки уносят меня в чащу джунглей. Я кричу изо всех сил, рыдаю, зову. И тут рыцарь на белом коне является мне на помощь. Мне нравятся такие средневековые сказки.

— Сочувствую этому рыцарю. Если ориентироваться на тебя, то придется быть наготове двадцать четыре часа в сутки, как пожарным. Зов может раздаться из разных концов света — сегодня из Африки, завтра с Северного полюса… Так и помереть недолго со своим любимым конем.

Леона мягко засмеялась и помотала головой. У нее был благородный смех, как и подобает звезде.

— Ничего такого я делать не собираюсь. В первую очередь я позабочусь о рыцаре. Я постепенно это усвоила. Ради него я готова умереть. * * *

Просмотровый зал тоже был в разы лучше того, что я видел в Японии. Конечно, мы ведь находились на родине киноиндустрии. Сам экран был небольшой, красный занавес еще не открывали. Вместо кресел в зале стояли ярко-красные диваны, а сбоку — даже буфеты из красного дерева. Голливуд — точно Вавилон нашего времени.

В зрительном зале мы были только втроем. Все сели на диван, Леона в центре, мы — по краям. Свет погас. Не горело даже табло « No smoking»; в зале наступила полная темнота, как в лаборатории для проявки пленки.

Раздвинулся занавес, и на экране появился заснеженный горный пик — эмблема «Парамаунта», а из больших динамиков полилась мелодия главной музыкальной темы фильма.

Теперь экран заполнило море облаков. Интересно, как его снимали? С самолета? Рваные тучи приближались и исчезали, поле обзора на экране расширялось.

Между белых облаков появилась надпись: «ЛЕОНА МАЦУДЗАКИ в роли АИДЫ». Быстрая ритмичная музыка — аранжировка «Аиды» Верди в современном духе. Титры с именами актеров. Камера немного наклонилась, в просветах облаков стала видно пустыню и пирамиды, и в этот момент на экране возник титр с именем режиссера.

На экране появилась новая картинка. В ночной темноте кое-где горели факелы — древнеегипетская армия вела бой в пустыне. Вдалеке выстроился ряд двуконных колесниц, под звездным небом летели бесчисленные стрелы со сверкающими наконечниками.

На песке — множество раненых солдат. Лицо наблюдающего за этим молодого мужчины, видимо военачальника.

Следующий кадр — на экране безоблачный полдень, древнеегипетские воины идут триумфальным маршем под музыку духового оркестра. Во главе них тот же молодой человек.