Хрустальная пирамида
Шрифт:
— Рой? — хрипло спросил мужчина, выглядевший стариком. Рой не знала этого человека и, не решаясь ответить, молча смотрела на мужчину на осле. Солнце освещало его со спины, и поэтому лица было не разглядеть.
По-стариковски неторопливо мужчина слез с осла и тяжело оперся обеими руками о скалу. В этот момент Рой заметила, что на руках у него только по три пальца. На его голове не было волос, поэтому он выглядел стариком. Но если присмотреться, тело его было молодым. Все лицо покрывали следы ожогов и морщины.
— Господин Дикка? — Рой от удивления широко открыла глаза. Произнеся это
Как все изменилось! Хотя прошло меньше года с тех пор, как Дикка ушел из Гизы на войну, он стал совершенно другим. Его красивое лицо было обожжено, волос почти не осталось.
— Удивилась, Рой? Год был ужасный. Неудивительно, что ты меня не узнала. Лицо стало совсем другим? А с телом еще хуже. В Нубии меня пытали. Я чудом остался жив. Ни за что не хотел умирать. Выжить любой ценой, выжить, что бы ни случилось, и вернуться в этот город — вот о чем я думал. Только это стремление меня и поддерживало. Четыре дня назад появился шанс. Едва живой, я смог убить охранника и сбежал. Четыре дня я стремился сюда, ни минуты не отдыхая, украл коня, украл верблюда и, наконец, добрался… Знаешь, почему мне удалось выжить? Рой, ты должна понять, что я чувствую.
— О, господин Дикка, простите меня. Спрашивать у меня такое…
— Рой, что ты говоришь! Наверное, видя меня в таком обличье, ты думаешь, что я сошел с ума? Не беспокойся.
— Господин Дикка, давайте я принесу воды. Вы, наверное, хотите пить…
— Рой, все в порядке, не беспокойся.
Дикка нажал руками на плечи пытавшейся встать девушки и усадил ее на песок.
— Тогда фруктов. О, господин Дикка, прикажите что-нибудь…
— Рой, ничего этого не надо. По дороге у меня было много и фруктов, и воды. Пойми, я изо всех сил стремился выжить только ради Микул. Только благодаря мечте еще раз встретиться с ней, еще раз увидеть ее улыбку я безмолвно прошел через все испытания и муки, решив выжить во что бы то ни стало… Почему, Рой, почему ты плачешь? Ты меня жалеешь? Не надо. Я ослаб, но меня переполняет радость. Я живым вернулся в Гизу. В этот город, где она ждет меня. Она снова вдохнет жизнь в мое слабое тело. Рой, где она? В крепости? Почему ты здесь одна?
— Господин Дикка, простите меня… Я не могу вам рассказать, что произошло.
— Почему? В чем дело? Что случилось?
— Ужасная вещь! Невозможно себе представить такое, это дело рук язычников…
— Что произошло? Что они с ней сделали? Что случилось с Микул? Не может быть, Рой! Ее уже нет в живых?
— Язычники принесли ее в жертву. Это так страшно… Я больше ничего не могу сказать.
— Говори! Ты уже ничем меня не удивишь.
— Больше я ничего не в состоянии рассказать. Спросите, пожалуйста, у других.
— Кто это сделал? Семетопетес?
— Да, они, и священник Хармавахит.
— Они втянули Хармавахита!.. Решил, что я умер, и примкнул к группировке моего бездарного старшего брата!
— Простите меня…
— Рой, ты ни при чем. Ступай, Хармавахит идет. Как удачно он появился… Спрошу напрямую. Пусть эта дорога в порт, дорога у Львиной скалы, станет его дорогой в преисподнюю.
— Господин Дикка, поберегитесь! Нельзя выступать против бога Солнца!
—
Взмахнув левой рукой, Дикка отослал девушку и крикнул, стоя под Львиной горой:
— Хармавахит!
Шедший по верхней дороге священник обернулся на голос.
— Кто там?
— Не узнаёшь? Это Дикка. Спускайся сюда.
— Господин Дикка? Вы так изменились… Поспешу к вам.
Священник с тремя сопровождающими спустился с Львиной скалы на песок.
— Как я рад видеть вас в добром здравии!.. Это благодаря силе бога Солнца. Я каждый день от всего сердца молился за вас.
— А не ты ли обратился в ересь Семетопетес?
— Что вы говорите!.. К тому же их вера — не ересь. В далекой древности у них и у нас были общие боги… Но не лучше ли скорее в крепость? Я позову слуг.
— Нет нужды.
— Госпожи вас ждут.
— Мне нет дела до этих грязных женщин.
— Что вы такое говорите? Они денно и нощно беспокоились о вашем благополучии.
— Потому что без меня им будет нечего есть.
— Ни в коем случае!
— Что с Микул?
— Забудьте об этой девушке. Она не может быть вам полезна.
— Вы убили ее?
— Что?
— Принесли в жертву? С каких это пор бог Солнца Гизы стал требовать человеческих жертв? В далекой древности фараон строго запретил приносить человеческие жертвы. Это языческий обычай. Нечистый.
Священник отвечал спокойным голосом:
— Вы устали, господин Дикка. От кого вы услышали эту ложь?
— Тогда я хочу увидеть Микул. Приведите ее сюда.
— Эта девушка нарушила порядок, установленный в крепости. Эти нарушения уже нельзя было больше терпеть. Она — деревенщина, не знающая городских обычаев.
— Она просто не следовала дурацким правилам, придуманным прогнившим сбродом. И из-за этого ее убили?
— Вернули в деревню. И дали с собой все, что ей было нужно для счастливой жизни до конца дней.
— Ложь! У всех на виду ее затащили на зиккурат, связали руки и ноги и утопили в воде. Потом сняли кожу с ее тела, и мать Семетопетес плясала, надевши ее на себя. Из ее черепа сделали кубок, из которого пьет Семетопетес!
Это кричала Рой, свесившись с верхней дороги.
Лицо Дикки исказилось от гнева.
— Это непростительное злодеяние! Хармавахит, ты совсем свихнулся!
— Нет, я не знал, что мать с дочерью пойдут на такое… Я не желал этого… Господин Дикка, что вы делаете?!
Дикка вытащил меч и погнался за священником.
— Эй, остановите его, дураки! — крикнул священник своим охранникам, которые тут же окружили Дикку.
— Разойдитесь, порублю!
И Дикка глубоко вонзил бронзовый меч в спину Хармавахита, пытавшегося взобраться на Львиную скалу.
Охнув, священник скатился на песок у подножия скалы. По песку быстро растекалась кровь. Бывшие с ним люди с криками разбежались и бросились к дороге.