Хрустальная пирамида
Шрифт:
— Дикка, можешь сказать свое последнее слово. Сегодня мы позволяем тебе говорить. Но нет ни одного человека, который согласится с тобой. И ты утверждаешь, что кто-то когда-нибудь превзойдет наше беспредельное процветание?
Со стороны свиты послышался смешок.
— Этого никто не может знать, — сказал Дикка.
— Дикка, то, что ты говоришь — всего лишь поэтические мечтания. Эти видения опьянили не одного человека. Но они совершенно беспочвенны. Слишком далеки от реальности. Они никого не убеждают и могут вызвать лишь насмешку, как только что. Потому что это фантазии, абсолютно оторванные от действительности. Никто, кроме нашего народа, не в состоянии построить подобную
— Почему только наш народ смог создать цивилизацию?
— Потому что бог избрал нас. И сейчас он снизошел в мою плоть.
— Это большое дело. Значит, для тебя содрать кожу с бедной девочки… — голос Дикки превратился в бормотание, — и лишить жизни человека все равно что раздавить скорпиона?
— Что ты цепляешься за эту девчонку? Таких повсюду полно.
— Выдуманная цивилизация, которой ты гордишься, рано или поздно вымрет. Если вы меня убьете, я восстану из мертвых, буду жить вечно и увижу ее конец.
— У тебя есть что еще сказать? Готов тебя выслушать. Выскажи все без остатка. Воззови к этому миру!
— Мне больше нечего сказать! — крикнул Дикка. — Разве что сообщить, что я похороню всех вас до единого, людей с прогнившим нутром, особенно Семетопетес с ее матерью. Я утоплю этих тварей, вырву их сердца, сдеру с них кожу. Берегитесь, если встретитесь мне когда-нибудь на этой земле!
— Дикка, это всё?
— Да.
— Тебя сейчас заточат в зиккурат. И накрепко замуруют камнями и глиной.
— Таково и мое желание. Мне ничего не нужно на этом свете, где правит корысть. Именно в загробном мире спасение души. В покое вечной темноты я лучше познаю вашу кухню.
— Мое терпение подходит к концу. Ты, к сожалению, тоже сын фараона и должен знать, что нужно делать внутри зиккурата. Тебе дадут факелы и кресало. Вот папирус с инструкцией. Если хочешь хоть немного облегчить свое сердце в царстве мертвых, надо хотя бы это делать правильно.
Затем Дикку со все так же связанными руками схватили с двух сторон и принудили спускаться с зиккурата по лестнице спиной вперед, лицом к фараону.
Ближе к поверхности земли в лестнице был сделан вход. От него начинался туннель в глубь зиккурата. У подножия лестницы был виден оркестр и толпа рабов, ждавших начала работы.
Дикка, нисколько не сопротивляясь, гордо вошел в туннель. По сторонам туннеля приготовили ряд больших камней, чтобы замуровать за ним вход.
Оркестр заиграл трогательную и торжественную мелодию. Повинуясь приказу, рабы поднялись по лестнице. Из рук в руки они передавали бревна, которые должны были служить в качестве роликов. Другая группа рабов подняла полозья для перемещения камней.
В глубине туннеля четверо крепких мужчин сняли путы с рук Дикки. Почувствовался сильный запах масла.
После освобождения от пут Дикке передали кожаный мешок с факелами и кресалом и инструкцию от фараона.
— Конец близок. Хотите ли вы что-нибудь сказать? — спросил один из мужчин у Дикки.
Дикка спрятал мешок и папирус под одежду и некоторое время стоял молча, пока ему зажигали факел. Затем он заговорил:
— Вы, наверное, считаете Микул всего лишь песчинкой в песках пустыни, но мне она дороже этого золотого кольца; она — драгоценность, которую ни на что нельзя променять. Когда вы отняли эту маленькую сверкающую жизнь с легкостью,
Четверо глубоко поклонились Дикке и двинулись к выходу из туннеля.
Во тьме зиккурата все еще была видна фигура приговоренного с факелом в руке.
Вместо мужчин в туннеле появились рабы. Они укладывали в туннеле бревна на равном расстоянии друг от друга и, подбадривая себя криком, вкатывали по ним большие каменные блоки. За ними фигуру Дикки уже было не видно. Он навсегда остался в каменном мраке.
На корабле — 7
Джек Вудбелл шел по коридору первого класса, устланному великолепным ковром. Угол наклона пола понемногу увеличивался.
Дверь в каюту Роберта Алексона, где он однажды побывал, была приоткрыта. Когда Вудбелл подошел ближе, дверь распахнулась целиком. В ярко освещенной каюте первого класса не было ни души. В углу на полу лежал открытый большой чемодан, наполненный разнообразной одеждой. Прямо напротив двери на столе из красного дерева выстроились в ряд уже знакомые сосуды с препаратами.
Вдруг каюта резко наклонилась, и из коридора раздался резкий металлический звук, похожий на вопль из ада, который, казалось, должны были услышать даже в Лондоне.
Сосуды с препаратами заскользили к краю стола. Остановить их было невозможно, и они, падая, разбивались один за другим.
На линолеуме лежали залитые водой причудливые трупы младенцев. Из-за толчка казалось, что их конечности дергаются.
Писатель торопливо захлопнул дверь и поспешил отойти по коридору подальше от нее. Младенцы, появившиеся из разбитых сосудов, стояли у него перед глазами и, казалось, двигались в его сторону из-за закрытой двери.
Наконец Вудбелл добрался до верхней площадки парадной лестницы. Несмотря на сильный крен, он стал медленно спускаться по этому роскошному сооружению, желая запечатлеть в своей памяти этот лестничный холл, который произвел на него огромное впечатление и который уже не будет шанса увидеть снова. Вряд ли когда-нибудь смогут построить что-то столь великолепное.
По мере того как он с трудом спускался с палубы А на палубу В, стал отчетливее слышен звук бурлящей воды.
На палубе Д коридор возле танцевального зала походил на затопленный овраг.
Вудбелл остановился, широко раскрыв глаза. Его взгляду предстало нечто необычное.
На затопленной лестнице по колено в воде стояло странное существо.
У него были большие круглые глаза. Узкий лоб. В верхней части головы ото лба к затылку пролегла глубокая борозда. Нижняя часть лица сильно выступала вперед, и там, где должен был находиться нос, зияла черная дыра. Прямо под ней начинался рот, губы растянулись от уха до уха. Между губами виднелся ряд острых белых зубов. По сторонам головы ушей не было, зато сверху нее торчали заостренные уши, подобные собачьим.