Хрустальная удача
Шрифт:
Каменная пещера сияла: пласты скальной породы перемежались слоями золота и золотыми прожилками. Высоко, очень высоко над головой, отражая слабый свет ламп, мерцали, будто звезды в небе темной ночью, вкрапленные в камень самородки.
В центре пещеры находился черный куб. Неведомый материал его стен тускло мерцал во мраке, и испанцу показалось, будто он выстроен из хрусталя или обсидиана. Стены куба были испещрены странными символами и иероглифами, подобными тем, которые иезуит встречал в землях Юкатана. Они подошли ближе и ступили внутрь. Там отец Франциск увидел два открытых саркофага из черного камня, украшенных рисунками и загадочными надписями.
— Смотри, — сказала На-Чан-Чель, — это были боги, жившие в нашей стране, когда здесь еще не было тепуи. Они ходили по этой земле до того, когда великий океан поглотил мир, когда другие звезды горели в небесах. Смотри и запоминай, ибо только посвященные видели это!
Отец Франциск трепетал от страха. Два обнаженных тела, покрытых листовым золотом, лежали перед ним: мужчина и женщина. Каждый мускул на их телах был искусно передан с помощью золотых пластин, подобно чешуе покрывающих фигуры. Рост женщины превышал десять футов, а мужчины — пятнадцать.
С трудом оторвавшись от созерцания великанов, отец Франциск оглянулся. Вдоль стен стояли каменные урны, искусно украшенные резьбой. Золотые предметы и украшения наполняли их доверху, и даже при тусклом свете масляных ламп было видно, как играют и переливаются радужные искры на драгоценных камнях.
Отец Франциск подошел ближе и посветил над содержимым одной из урн. Красота и величина собранных в нем каменьев поражали воображение. Ничего подобного отец Франциск до сих пор не видел. Эти уникальные богатства, эти диковинные и прекрасные дары природы собирались кем-то в течение столетий, обрабатывались лучшими мастерами и составляли славу царей, даже имена которых стерлись теперь из людской памяти. Отец Франциск видел в этом только справедливый ход вещей. Тот, кто владел этими несметными богатствами, был всего лишь заблудшим язычником, и совершенно естественно, что его время закончилось. Теперь все эти драгоценности послужат славному делу Ордена.
«Наконец-то свершилось! — подумал отец Франциск. — До сих пор это были только мечты. Но теперь я нашел их, сокровища Эльдорадо! Мое имя будет прославлено в веках. А возможно…»
Ход его восторженных мыслей прервал холодный голос индианки. Отец Франциск, в упоении разглядывая несметные сокровища, просто забыл о ней. А она стояла у него за спиной.
— Нам пора подниматься!
Отец Франциск понял ее по-своему.
— Погодите, — воскликнул он, — еще успеем. Я хочу взглянуть, что там.
Отец Франциск перешел к следующей урне и поднес лампу поближе.
Перед ним лежало золото. Но это не было просто золото. В сосуде были сложены настоящие произведения искусства, тонкая работа древних мастеров — украшения, ритуальные предметы, неведомое оружие.
— Все это послужит прославлению имени Господа нашего Иисуса Христа! — пробормотал иезуит, пожирая сокровища глазами.
Вдруг его внимание привлек богато инкрустированный венец в виде свернувшегося змея с разинутой пастью, лежавший поверх прочих сокровищ. Казалось, он был сделан вовсе не из золота, а из какого-то другого, более легкого и прочного, невиданного прежде испанцем металла. Профос протянул руки, поднял венец и, подержав некоторое время перед глазами, надел на свою голову.
Вначале он ничего особенного не почувствовал. Разве что странное ощущение промчавшегося через подземелье ветерка, от которого похолодели губы и щеки. Но потом отец Франциск увидел свет.
Нет,
Перед ним снова была погруженная в полумрак пещера, едва освещаемая тусклым светом, отражающимся от золота и самоцветов.
Рука отца Франциска скользнула к наперстному кресту, но не обнаружила его на месте. Это было невероятно, но распятия на груди не было!
Отец Франциск собирался произнести вслух слова молитвы, но вдруг понял, что его губы и гортань словно одеревенели, и он не в силах произнести ни звука. А венец вдруг начал сжимать голову, не давая возможности пошевелиться. Он хотел сдернуть этот дьявольский головной убор, но уже не мог поднять рук. Между тем воздух вокруг начал светиться, и свет становился все ярче, все невыносимее — от него даже начали слезиться глаза.
Индианка, стоявшая напротив отца Франциска, охваченная со всех сторон этим сиянием, вдруг потеряла реальные очертания, а ее голос, зазвучавший под каменными сводами, наполнился нечеловеческой силой. Так могли бы заговорить камни, у подножия которых приносились кровавые жертвы.
— Ты надел венец Тецкатлипоки, ты избран! Час настал! Твоя кровь прольется, а сердце накормит усталого бога! Пусть она льется, как река, напитавшаяся небесным дождем! Пусть льется кровь!
Голос женщины достиг неслыханных высот. Он звенел и гремел над оцепеневшим отцом Франциском, грозя разнести на части его мозг. Сияние окончательно ослепило иезуита. Оглохший и ослепший, он пошатнулся и упал на камни, потеряв сознание.
Множество обнаженных по пояс индейцев окружили каменную плиту, испещренную древними письменами, обрамлявшими горельеф уродливой головы со змеями вместо волос.
На-Чан-Чель выкрикнула несколько слов на наречии индейцев, и ее голос раздробился, рассыпался по ступеням пирамиды серебряными бубенчиками.
Плита дрогнула, и в ней показалась тонкая трещина. Медленно-медленно расколотые части плиты поползли в разные стороны, на деле оказавшиеся крышкой огромного саркофага, на дне которого находилась золотая статуя — уродливое тело без головы, с руками, покрытыми прихотливым орнаментом, с оскалившимися змеями вместо ног и с отверстием в груди там, где у человека расположено сердце.
Индейцы, услышав слова индианки и увидев статую, упали на колени, лицом вниз. Только несколько человек с высушенными тыквами в руках остались стоять. Они мерно ударяли в них, производя сухой, действующий на нервы стук.
Ветер задул сильнее, со всех четырех сторон, словно маленькие барабаны призывали его со всех сторон света к ожившей пирамиде.
— Чтобы Тецкатлипока восстал, ему нужно сердце! — воскликнула индианка, и индейцы ответили ей дружным криком, воздев руки к небу, а потом снова упав лицом вниз.