Хрустальное сердце (У любви нет голоса, или Охота на Лизу)
Шрифт:
Макс подошел к доктору, осторожно тронул его за плечо:
— Как она?
Врач ему попался неразговорчивый и ворчливый.
— Жить будет, кость не задета, — вот и все, что он сказал.
Лиза будет жить, Анюта проснется к вечеру. Только сейчас до Макса наконец дошло, что все уже позади. Накатила волна такой невероятной слабости, что захотелось немедленно сесть — прямо на холодную брусчатку. Подошел дядя Федя, взял его под локоть, покряхтел совсем по-стариковски и сказал:
— Пойдем-ка в мою
— Я за рулем. — Макс посмотрел на свою «Мазду», отстраненно подумал, что лобовое стекло придется менять, потому что в него попала пуля, и даже не одна.
— Куда тебе сейчас за руль! — отмахнулся дядя Федя. — Мой человек отгонит ее на стоянку. Или лучше прямо к твоему дому?
— Лучше сразу в автосервис, — криво усмехнулся Макс.
— Ну, в автосервис — это ты уж сам как-нибудь. Красивая у тебя машина. Мне всегда «японки» нравились.
За разговорами Макс не заметил, как они подошли к приземистой черной «Ауди».
— Садись, — дядя Федя распахнул дверцу, — поедем.
— Куда? — спросил Макс, тяжело плюхаясь на заднее сиденье.
— А куда хочешь?
— Мне бы к девчонкам…
— Значит, в больницу. — Дядя Федя уселся рядом, привычно потянулся за сигаретами.
— А что теперь будет с Мележем? — шепотом спросил Макс, косясь на бритый затылок водителя.
— Что-нибудь да будет. — Дядя Федя неопределенно махнул рукой.
— Понятно, — Макс отвернулся к окну, проводил взглядом отъезжавшую «Скорую».
Какое-то время они ехали молча. Дядя Федя курил, кашлял, снова курил. Макс думал о том, как он будет рассказывать о произошедшем родителям и Вовке, как станет оправдываться перед Анютой, что дальше делать с Лизаветой.
— Родителям сам расскажешь или мне с тобой съездить? — заговорил дядя Федя.
Макс взъерошил волосы. Конечно, когда твои тылы прикрывает генерал ФСБ, оно как-то спокойнее — авторитет и все такое, — но, с другой стороны, он давно уже не маленький, сам может за себя ответить.
— Спасибо, как-нибудь сам разберусь.
Дядя Федя кивнул, выпустил едкое облако, сказал:
— Семь.
— Что «семь»? — не понял Макс.
— За семь минут управились.
— А говорили — десять-пятнадцать.
— Ну, это так, с учетом форс-мажорных обстоятельств…
В больнице его уже поджидал белый как полотно и злой как сто чертей Вовка. И когда только узнал?
— Я тебя убью, скотина! — Вовка не дал Легостаеву возможности объясниться, схватил за ворот куртки, поволок подальше от посторонних глаз. Макс не сопротивлялся, понимал, что родственнику нужно выпустить пар.
— Во что ты ее втравил?! — зашипел Вовка и без всякого предупреждения саданул его по уху. В голове зашумело, ухо, кажется, мгновенно опухло.
— Вов, прости. Я знаю, что
— Да что же это такое? — неожиданно усталым голосом сказал Вовка. — Я сижу себе, кофе пью, свято верю, что Анютка на работе, а мне звонят из приемного и говорят, что привезли мою жену в коматозном состоянии! Представляешь — в коматозном?! — Вовка потер покрасневшие глаза. — Да я за те минуты, пока до приемника добежал, поседел весь! — Он провел рукой по огненно-рыжим волосам без единого намека на седину.
— Она не в коме, она просто спит…
— Это я сейчас знаю, что она просто спит, а еще десять минут назад думал, что она в коме! — Вовка посмотрел на него долгим взглядом, наверное, примерялся к другому уху. Макс едва удержался, чтобы не прикрыть ухо свободной рукой.
— Пойдем. — Муж сестры сунул руки в карманы хирургической робы, от греха подальше.
— Куда?
— В ординаторскую, потолкуем.
Они сидели в насквозь прокуренной ординаторской, перед Максом стояла полная кружка медицинского спирта. С каждой минутой она казалась ему все более и более желанной.
— Так это все из-за той девчонки, твоей домработницы? — Вовка, который на протяжении Максового рассказа раз пять звонил в реанимацию и справлялся о здоровье Анюты и «той дурынды с огнестрелом», наконец выпустил пар и малость успокоился.
Макс молча кивнул.
— А Анютку мою, значит, в заложницы? А ты, значит, с шашкой наголо — в стан врага?
— Без шашки, — мрачно уточнил Макс и сделал большой глоток из кружки. От пережитого он даже вкуса спирта не почувствовал, только ощутил тепло в желудке, да и то не сразу.
— А что ж мне не позвонил? — Вовка посмотрел на часы, плеснул и себе спирта.
— А что бы ты сделал? — вопросом на вопрос ответил Макс. — Я дяде Феде позвонил, генералу ФСБ, между прочим… И Анюта со мной по телефону разговаривала. Я сказал, что, пока ее голоса не услышу, пальцем не шевельну. Вовка, они с ней ничего не сделали, ну, ты понимаешь… — Макс тяжело вздохнул, опрокинул в себя остатки спирта.
— Если бы они с ней что-нибудь сделали, — с угрозой в голосе сказал Вовка, — ты бы отбитым ухом не отделался!
Макс потрогал опухшее, оттопыренное ухо, поморщился.
— Надо было сразу лед приложить, а теперь уже ничего не поможет. Так и будешь неделю ходить уродом лопоухим, — мстительно сказал Вовка.
— Неделю?! — делано ужаснулся Макс. Кажется, спирт начинал действовать, тело стало теплым и приятно расслабленным.
— Могу по второму уху съездить, для симметрии, — предложил Вовка.
Он бы, наверное, и съездил, если бы в ординаторской не зазвонил телефон.
— Пошли, — сказал он, — Анютка в себя пришла.