Хрустальный поцелуй
Шрифт:
— Тебе нравится? — спросил Ханс. Разве по мне не было видно?
— Конечно, нравится. Он очень красивый. Спасибо тебе большое, — тихо произнесла я. — Мне очень-очень приятно, что ты выбирал его для меня.
— Просто подумал, что, может быть, ты бы хотела, чтобы у тебя была своя игрушка.
Он был прав — в глубине души я этого хотела. Я росла в детдоме, а там игрушки были общими, и играли мы в них по принципу «кто успел, тот и играет». И оттого забота Ханса была еще приятнее, хотя и довольно неожиданной, потому что я не думала,
Но я бы соврала, если бы сказала, что мне было неприятно оттого, что Ханс считал меня особенной.
Я часто думала, что, может, он вообще обратил на меня внимание только поэтому — из-за моего трагического детства, — но эти мысли быстро покидали меня, потому что здесь, в лагере, было еще несколько девочек из другого детдома. И я бы даже назвала их куда красивее меня. Но Ханс все еще оставался рядом, и я не знала, кого благодарить.
— Спасибо, — снова сказала я. — Можно она останется здесь? В твоем кабинете.
—Почему? — удивленно спросил он.
— У меня будет что-то свое, а у тебя — то, что будет напоминать обо мне.
Он улыбнулся и, коснувшись моих пальцев своими, забрал медвежонка из моих рук, чтобы поставить его на полку шкафа. Ладонь обожгло теплом, а по руке, вверх, пробежала сладкая дрожь. Я поспешила спрятать улыбку, отвернувшись немного в сторону и будто смотря в окно. Ханс больше ничего не говорил. Только спросил, хочу ли я поехать к нему в эту пятницу, и я — будто бы я была в силах ему отказать! — согласилась.
========== 13. ==========
Мое шестнадцатилетие выпало на субботу, которую, традиционно, я проводила у него. Я не знала, как он запомнил день моего рождения, но в то утро на кухне я обнаружила торт, на котором глазурью была выведена цифра «16». Рядом лежала открытка, подписанная красивым, ровным и аккуратным почерком. На лицевой ее стороне был изображен пухлощекий улыбающийся малыш, ложкой поедающий торт. К шестнадцатилетию она подходила, конечно, мало, но сам факт того, что Ханс потратил на ее поиски время, заставил меня улыбнуться.
— Уже проснулась? — раздался позади его голос. Я вздрогнула от неожиданности, но повернулась к нему.
— Как видишь. Спасибо большое, — тут же поблагодарила я. — Не думала, что вообще буду как-то отмечать, знаешь.
— Шумного праздника я тебе не обещаю, но вот так, тихо, можем отпраздновать.
— Этого будет достаточно. Спасибо тебе.
— Перестань, — он махнул рукой так, будто бы не сделал ничего особенного. Но боже мой, как он ошибался. — Иди умываться, и у нас будет праздничный завтрак.
Я улыбнулась и быстро направилась в ванную.
Торт оказался запредельно вкусным — шоколадным с орехами, и есть его вместе с кофе было просто сказочно. Ханс внимательно смотрел, как я ем, будто никогда в жизни меня не видел. Мне под его пристальным взглядом было даже неловко. К тому
— Он отравлен? — как бы между прочим поинтересовалась я, отложив вилку. Ханс удивленно склонил голову на бок.
— С чего ты это взяла?
— Ты его не ешь. Поэтому я делаю вывод, что с тортом что-то не так.
Он рассмеялся, покачав головой, демонстративно отломил вилкой небольшой кусочек и проглотил его.
— Довольна?
— Ты, конечно, не обязан был его есть, мне бы больше досталось, но теперь я спокойна, — невозмутимо произнесла я и доела свою порцию. А после — не выдержала, рассмеялась, смущенно краснея, и закрыла рот рукой. — Извини.
— За что? Я рад, что тебе весело. Чем хочешь заняться?
— Может, сходим погулять? Погода, кажется, хорошая. Не хочется весь день дома сидеть.
— Мне нравится твоя идея. Тогда дозавтракаем и пойдем. Наденешь свое платье? То, с длинным рукавом. Ты в нем очень красивая.
Я зарделась. Щеки покраснели, и я смущенно потерла нос.
— Хорошо. Только давай больше без подарков.
— Почему?
— Для меня и так огромное чудо, что я провожу этот день не в лагере. Поэтому не нужно ничего. Правда.
Он кивнул, соглашаясь, но я не успокоилась на этом, прекрасно зная, что вряд ли он меня послушает. Однако больше к этой теме не возвращались.
После завтрака я быстро переоделась в то самое платье, заколола волосы, зачесав их набок, и был готова идти хоть на край света. Ханс уже ждал меня в прихожей.
— Я очень рад, что ты тогда согласилась на это платье. Тебе оно очень идет.
Я смущенно улыбнулась.
— Спасибо.
— Все для именинницы, — рассмеялся он, и мы вышли на улицу.
В том году осень была удивительно теплой, будто лето не хотело сдавать позиции и покидать свой пост, хотя была только середина сентября. Листья желтели медленно и крепко держались за ветки деревьев, не опадая и не увядая. Птицы галдели совершенно по-весеннему, не спеша улетать в более теплые страны. И все вокруг было таким невероятно радостным и приветливым, что я невольно удивилась, почему же год назад все было другим. Я помнила, что тогда лил дождь, и улицы казались серыми и мрачными, а тучи, нависшие над городом, — тяжелыми и грозными.
— О чем задумалась? — поинтересовался Ханс, заметив мой отстраненный взгляд.
— О том, что в прошлом году все было по-другому. Год назад — ровно год назад, представь только! — меня забрали в этот лагерь, а на улице лило, как в последний раз. Все было мокрое и серое, и я совсем не радовалась, что меня куда-то увозят. Боялась.
— А теперь?
— А теперь — не боюсь. Теперь я рада, что попала сюда, — честно ответила я.
— Почему?
Причина была одна, но называть ее вслух я не рискнула. Причина была в знакомстве с Хансом. Разве могло быть иначе? Может быть, еще несколько месяцев назад я бы сказала, что все не так. Но не теперь.