Хрустальный поцелуй
Шрифт:
— Доброе. Кофе хочешь? — дождавшись моего кивка, он поднялся из-за стола и налил мне кофе в чашку. — На улице сегодня как-то необычно холодно, поэтому риску предложить тебе обойтись сегодня без прогулки. К тому же, мне нужно будет через час уехать, и как долго меня не будет, я не могу даже предположить. Побудешь здесь одна? Еда будет в холодильнике, и все книги в твоем распоряжении.
Я постаралась не выдать своей грусти, запив неприятное ощущение большим глотком кофе.
— Конечно, не переживай. Все будет хорошо, — успокоила я.
— Может, хочешь чего-нибудь? Мне неудобно, что приходится оставлять
— Я все понимаю, — уверила я. — Все нормально. Езжай и не думай обо мне, я уже не маленькая девочка. Справлюсь тут без тебя.
Он рассмеялся. Я видела, что он немного расслабил плечи — возможно, действительно переживал за меня и за то, как я тут буду одна. Меня же расстраивало только то, что мне не удастся провести время с ним. Но я не показывала ему своего истинного отношения к сложившейся ситуации, потому что не хотела, чтобы он волновался за меня.
—Ты будто выгоняешь меня прямо сейчас, хотя у меня в запасе еще есть время, — с улыбкой заметил он, садясь на место.
— Раньше уедешь — раньше вернешься, — я пожала плечами и снова сделала глоток.
Мы завтракали в уютной тишине. Он читал газету, я рассматривала замерзшую за окном улицу. У меня не было ощущения праздника, но и без него мне было хорошо. Я думала о том, какое это доверие — оставлять меня дома одну. Конечно, он знал меня не первый год. Но, а если бы мне пришло в голову куда-то уйти? Или обокрасть его? Наверное, он действительно хорошо меня знал, раз настолько мне доверял.
Ханс уехал, как и говорил, через час. Я помыла наши кружки и села читать, совершенно не зная, чем же еще можно заняться. Мне повезло: книга попалась достаточно интересная для того, чтобы я неотрывно читала ее все то время, что Ханса не было. Я почти не заметила, как он вернулся, — поглощенная событиями книги, я едва замечала то, что происходило вокруг. А он вернулся с праздничным тортом и бумажным пакетом с чем-то в руках.
— Как ты здесь? — поинтересовался он, унеся все в кухню.
— С тобой, конечно, веселее, но и так тоже ничего, — я покачала книгой в руках, и он понимающе кивнул.
Время неумолимо ползло к вечеру. Я переоделась в свое светлое платье, повязала на шее тот платок, который он подарил мне на прошлое Рождество, и расчесала волосы, уложив их набок. Стол мы накрыли немного раньше, поэтому я не боялась испачкаться.
На этот раз Ханс поставил два одинаковых бокала.
— Я буду пить сок из этого? — с сомнением спросила я. Ханс рассмеялся.
— Нет. Хочешь попробовать кое-что покрепче?
Я с предвкушением кивнула.
В тот вечер я впервые попробовала алкоголь — кажется, это был шнапс, я не запомнила, но на языке он раскрылся неприятно обжигающей горечью. Я скривилась, а Ханс только усмехнулся и попросил допить то, что было в бокале. Я подчинилась — я никогда не умела с ним спорить, — и выпила залпом, почувствовав выступившие на глазах слёзы. Он рассмеялся уже в открытую. Покачал головой и с невыразимой нежностью назвал «глупенькой девочкой». Я думала, что расплачусь — прямо там, сидя напротив него и держа в руках пустой стакан. А когда он забрал его, коснувших моих пальцев своими — как всегда, теплыми и чуть шершавыми, — я уже была на грани, чувствовала, что слёзы вот-вот потекут по щекам и я не смогу их остановить. Но
Внутри все бурлило и кипело. Что-то рвалось наружу и требовало действий, кровь ударила в щеки, и я чувствовала, как горит кожа, сокрушенная её натиском. Я прижала тыльную сторону ладони к щеке, и судорожно вздохнула от контраста.
— Жарко? — участливо спросил он. Я кивнула, думая, что он сейчас откроет окно. Но вместо этого он только понимающе кивнул. — Сейчас пройдёт. Так действует алкоголь — он расширяет сосуды и разгоняет кровь по телу. От него всегда жарко и тянет на глупости.
Я кивнула с самым серьёзным видом. В лагере мы видели, как по вечерам, после отбоя, комендант пьёт что-то прозрачное и, судя по его лицу, горькое, кривясь после каждого глотка. А потом его щеки краснели — прямо как у меня сейчас, — а в глазах появлялся маслянистый блеск.
— На какие глупости? — поинтересовалась я. Мне действительно было интересно. К тому же, он явно знал что-то об этом.
— На разные, — уклончиво ответил он, но затем продолжил уже подробнее: — Кому-то алкоголь прибавляет смелости и толкает на признания, о которых, протрезвев, человек обычно жалеет. Кто-то от него злится и совершает отвратительные поступки вроде убийства или насилия, иногда — грабежей и разбоя. Кто-то, напившись, просто поёт, в голос и не стесняясь, чего никогда не мог трезвым. Глупости зависят от человека, — искренне сказал он, будто много знал об этих самых глупостях. Много и не понаслышке.
— А поцеловать тебя сейчас — это глупость? — так же искренне спросила я. Да, я хотела его поцеловать. Да, я знала это и без половины бокала шнапса во мне. Но ведь он сам сказал — алкоголь придаёт смелости. Почему я не могла ею воспользоваться?
— Глупость, — кивнул он.
— И ты мне не разрешишь?
— Не разрешу.
Я догадывалась, что его смущает: его и мой возраст, разница в нашем положении и много что ещё, но его ответ меня удивил.
— И не потому, что считаю тебя маленькой для такого. Просто сейчас ты говоришь об этом, потому что пьяна.
— Но я хочу этого и без алкоголя, — тут же произнесла я. Он покачал головой — не любил, когда перебивают. — Извини.
— Может быть, хочешь, — он сделал вид, что ничего не заметил. — Но откуда я могу об этом знать? Мы никогда не говорили об этом. А сейчас, извини, я не могу доверять твоим мыслям и принимать их за трезвые.
— А если утром? Что, если я сделаю это утром? Тогда ты мне поверишь?
Я хваталась за любую возможность, словно за соломинку, грозящую вот-вот уйти под воду и утащить за собой мой шанс на спасение.
Ханс усмехнулся и отпил из своего бокала — в отличие от меня он не осушил его разом, а растягивал каждый глоток, очевидно смакуя этот горчащий привкус на языке.
— Если тебе хватит смелости утром, то тогда и поговорим.
Я кивнула. Такого разрешения мне было достаточно, и я знала, что обязательно наберусь для этого смелости. На этом разговор плавно перетек в более безопасные темы. Я больше не пила, и он тоже ограничился одним бокалом. А потом повел меня к елке. Я рассмеялась, едва от только заговорил об этом.