Ху Из Мы
Шрифт:
– Что значит механически?
– Это значит, руками. Технологиями мы не вышли...
– Нет! Я категорически против. Верните моё письмо, я его доработаю, - громогласно потребовала изобретательница.
– Для того и пришла к вам.
– Спокойно гражданка, - повысил голос и Семен Степанович, - вы не можете забрать письмо. Оно было вашим, когда его отправляли. А после присвоения ему входящего номера, оно стало нашим. С ним работали отделы и отложили на доработку и применение в последующие годы. Приходите, лет так через десять, я смотрю,
– Так значит, не отдадите?
– Александра Калина обхватила крупными руками стол начальника службы, и другой судьбы, как быть перевернутым, у данной единицы мебели не ожидалось.
В этот момент распахнулась дверь кабинета, и в помещение ворвался молодой задорный голос Виталика, поющего популярную песню: "Ай-яй-яй, убили негра..." Завидев посетительницу, он подправил: "афро-американца..."
– Я с хорошими новостями, Семен Степенович, - Виталик перешёл на официальный язык, входя в роль служащего при постороннем человеке, - вами разработанный проект приносит неплохие плоды. А можно сказать, даже превосходные.
– А вот мой проект даже вернуть не хотят, признанный всеми, как перспективный, - Александра Калина переключилась на вошедшего Виталика, посчитав, что возможно, он ей поможет изъять собственное письмо.
– Что такое, что такое?
– принял участие племянник, и ему тут же пришлось выслушать суть возникших трудностей.
– Да разве это проблема?
– воскликнул бойко Виталик.
– Семен Степенович, позвольте, я провожу даму, и укажу, где упокоилось её письмо. Пусть оценит место и цену его в истории нашего города.
Семен Степанович встал из-за своего стола с видом потревоженного бульдога, и тоже опёрся об стол со своей стороны.
– Саша Калина, или как вас там, выйдите из кабинета и обождите в приёмной. Я переговорю с сотрудником по рабочим делам и он займется вами и вашей пропозицией.
– Композицией?
– не расслышала женщина.
– Пропозицией... вашими пожеланиями, в каком-то смысле.
После того, как настырная изобретательница покинула кабинет, Семен Степанович, схватив за лацкан курточки, притянул к себе племянника и повелительно сказал:
– Веди её куда хочешь, говори, что вздумается, но чтоб я эту женщину больше у себя в кабинете не видел.
– Дядя, давай я покажу ей местонахождение пункта приёма макулатуры - места, где хранится её письмо, и пусть ищет - на свежем воздухе, в поиске, годы пройдут незаметно.
– Ни в коем случае. Она такое может раздуть из этого познания! Как тебе в голову взбрело подобное? Кажется, кстати, я её письмо отложил в другую кучу, но не надолго...
– Да шучу я, дядя, шучу. Скажу ей, пусть готовит новый проект со всеми доработками, чертежами, экономическими расчетами и согласует его с главным архитектором города и его службами, - Виталик улыбался с победной заносчивостью.
– Не пойму, я вас молодых, - сказал дядя, утирая вдруг набежавшую слезу, -
– И он чмокнул племянника в лобик в виде заслуги.
* * *
"Я не могу себе представить, что моя бабушка была когда-то девушкой. Хотя имеются бесчисленные доказательства этого - фотографии юности и зрелости, да и сам я, откуда-то же взялся? Однако не верю. Не понимаю, как нежное, юное, красивое лицо превратилось в то... что я стал внуком".
Зефиров сидел, тяжело задумавшись, обхватив голову руками.
– Я знаю то место в Мире, где все возрасты не то что равны, но совершенно безразличны. И то, что мы отмеряем годами, там представляется простыми штрихами, обозначенными мелом на заборе, - озвучил невразумительную замысловатость Марик.
– И где же ты полетал так красиво, - отреагировал Зефир на слова друга, - не во сне случайно?
– Именно во сне, твоя догадка угодила в цель, должен тебе признаться... Ты когда-нибудь слышал такое понятие, как подсознание?
– Да... Это некий иной мир, кажется, скрытый в нашем мозгу и имеющий невероятные коммуникабельные возможности.
– Так вот, я имею такое свойство: когда засыпаю, проваливаюсь в мир подсознания, если меня не отвлекает ничего земное. И там общаюсь с чудаковатыми людьми... Правда, я ещё не освоился, и круг общения узкий, но там такие перлы мне выдают, что не знаю, как и быть. А ты про бабушку... Когда освоюсь - там верно кругом сплошные бесконечности, куда ни глянь - такие чудеса поведаю, что даже ты мне не поверишь. Признаться, мне самому с трудом в такие вещи верится, если бы всё это не со мной происходило.
Марик, прочитав свой монолог сомнительных понятий, задумался так же тяжело, как и Егор.
Они долго сидели, молча обдумывая сложившийся вокруг Мир. Было ясно одно, что в нём, в этом Мире, ничего не ясно: где вход, где выход, где начало, а где конец. В чём находка, а в чём потеря... И всюду начало было концом чего-то, а конец разматывался к началу, если отслеживать любой путь беспрестанно, исключив потери и выгоду.
– Ну, и чё?
– сказал Егор.
– А ни чё, - ответил Марик.
– В этих координатах наша жизнь теряет всякий смысл, потому что выглядит весьма мелко.
– А ты мелом на заборе это сможешь доказать?
– Это не имеет доказательной базы. Во всяком случае, пока, - вставил в спор заумную фразу Марик, твердо уверенный в своей правоте.
Прошла длинная предлинная пауза, прежде чем Зефир сказал:
– Бог есть...
– Любовь...
– подхватил инициативу Марик.
– И нечего засорять мозги заумностями, невозможными к восприятию, когда за двумя поворотами, не судьбы, а улицы нас ждут вполне понятные и восприимчивые друзья-подружки. Гай-да развлечемся от сущих страданий и тревог.