Хулиган напрокат
Шрифт:
— Алло.
— Привет, Синичкина. Переживаешь, куда я делся? — осиплый, слегка заспанный голос в динамике творит с моим пульсом да и просто со мной невообразимые вещи.
Он становится неуправляемым, а ноги ватными. У меня самой даже пропадает голос.
— Ольхов… — нервно прочищаю горло, — …кий, ты еще спишь, что ли?
— Угу, — басит Макс.
Я понимаю, что неожиданно не понимаю, о чем разговаривать дальше. В мыслях словно ураган пронесся. Поэтому задаю самый тупой и банальный вопрос.
— Время
— Да пофиг. Я заболел, — сипло ворчит он.
И мое сердце еще раз подпрыгивает в груди. Только уже от жуткого беспокойства.
— Сильно? Что болит?
«Черт! Это, наверное, из-за вчерашних холодных ванн. Помог, называется…» — с горечью ругаю саму себя.
— Нос заложен, температура…
— Высокая? Сколько? — я начинаю ходить от одной стены коридора к другой и теребить пуговицу у себя на рубашке.
— На четыре градуса выше нормы, — раздается басистый и тоскливый вздох в трубке, а я замираю в шоке посреди коридора.
В уме не составляет никакого труда посчитать сколько это… И мои волосы встают дыбом.
— Макс, ты хоть лечишься? Дома есть кто? Врачу звонил? Лекарства пьешь? А…
— Воу-воу, Лесь, — сипло усмехается Ольховский, прерывая мою тираду. — Вопросов много, а я один. Никакому врачу звонить не буду. Попью витамин С и норм будет.
— Какой, блин, витамин С, — я уже чуть ли не ору на почти опустевший коридор. — Максим, живо пей нормальные лекарства!
— Так у меня их нет.
Я даже не размышляю над своим решением, а просто четко и грозно говорю, недовольно сопящему, Максу в трубку:
— Будут. Пиши мне свой адрес.
Боязливо тяну за ручку массивную входную дверь одного из крутых жилищных комплексов в центре города. И она легко поддается, пропуская меня вовнутрь. Максим сказал, чтобы я входила без стука. В одной руке у меня сумка с тетрадками, в другой — увесистый пакетик из аптеки.
Хоть я и оставила там почти всю свою стипендию, но сделала это без сожаления.
Вхожу в темный коридор и сразу натыкаюсь взглядом на огромное зеркало, расстилающееся от пола до потолка. И тут же хочется сделать шаг назад и слинять отсюда.
Выгляжу я, конечно… Старые джинсы, мятая рубашка в клетку и растрепанные по плечам волосы. Нужно было себя хоть немного привести в порядок после авральных утренних сборов, но сюда я спешила гораздо сильнее, чем на пары.
— Я здесь, — слышу глухой зов из глубины квартиры.
Оставив сумку и балетки возле двери, я осторожно двигаюсь на голос. А заодно потихоньку осматриваюсь.
У Макса очень стильно. Небольшая гостиная, совмещенная с кухней в светлых тонах, широкий коридор с абстрактными картинами на стене. Нечета нашей с дедушкой старенькой
Но весь этот стиль напрочь завален разбросанными вещами Макса: джинсы, футболки, рубашки- все валяется по дивану и стульям в гостиной. Неодобрительно качаю головой. Ну и бардак! Сразу видно, Ольховский здесь живет один.
Но все мое недовольство мгновенно испаряется, когда оказываюсь перед приоткрытой дверью, откуда и слышался голос Макса.
Я безумно нервничаю. Ладони холодеют, а сердце в груди тяжелеет, но отступать некуда. Когда мне нужна была помощь, Макс приехал, не задумываясь… Правда, до этого не было таких сумасшедших поцелуев в ванной.
Бесшумный вдох. Выдох. И я неуверенно захожу в комнату Максима.
В небольшой светлой спальне тот же бардак. Кругом валяются вещи, а стол завален книгами, коробками и еще непонятным хламом.
И на огромной кровати лежит, свернутое в кокон, одеяло, из которого торчит только знакомый нос.
А вот и больной. Кладу лекарства на захламленную какими-то стаканам тумбочку, и решаюсь присесть на край кровати.
— Ты как? — волнительно интересуюсь я, с беспокойством поглядывая на Макса.
— Что-то не очень, — бормочет огромный одеяльный сверток.
И мне так становится его жалко, что моя рука сама тянется к этому свертку. Кладу ладонь примерно на его середину и осторожно поглаживаю.
— Температура какая?
— Больше не мерил.
Нахожу взглядом электронный градусник у подушки и тут же подсовываю его Максиму.
— Если такая же высокая, то будем вызывать врача.
— Не хочу врача, — шмыгает носом Макс, покорно забирая градусник. — Говорю сразу. Я в больницу не хочу и не поеду.
— Тебя никто туда еще не забирает, — цокаю я, закатывая глаза.
Вроде мальчик большой, а рассуждения, как у ребенка.
— Если ты вызовешь врача, а он придет с уколами, то я с тобой больше дружить не буду, Синичкина, — грозно бурчит сиплый голос в одеяле. — Я серьезно. Писать и звонить не буду. И спасать от потопа тоже больше не приду…
«А целовать придешь?» — с трудом сдерживаю себя, чтоб не ляпнуть это вслух.
— Градусник дай сюда, шантажист, — проговариваю строго, услышав пиканье.
Из-под одеяла появляется рука Макса и градусник. С нарастающей в груди тревогой забираю электронное устройство и готовлюсь увидеть кошмар на его крошечном табло. Но оно светится цифрами 37.
— Мерь еще раз. Что-то он тормозит… — хмурюсь и возвращаю градусник под одеяло.
Максим послушно перемеряет, но на устройство опять показывает 37 и ни градусом больше.
— Что там? Температура не упала? — кокон шевелится и из него уже появляется не только нос, но и все лицо Ольховского. Заспанное, помятое и обеспокоенное.