Хуже войны
Шрифт:
Четвертый час рота Фоменко лежала, вжимаясь в раскаленные камни. Головы солдат спеклись в стальных касках, фляги опустели... Тепло-соленые струйки пота, смешавшись с осевшей на лицах солдат пылью, превратили их в маски невиданных, суровых, но бессильных языческих богов с пустыми, потухшими глазами...
...Перед наступлением кишлак накрыли «Градом». Не уцелело ни одного дома и ни одного дувала. Что говорить о людях... Но, словно воскреснув под опаленными обломками глины, преждевременно похороненные «духи» встретили наступавших таким огнем, что, потеряв сразу
Один пулемет «духов» Фоменко разглядел, когда рота пыталась взять кишлак сходу. Его ствол торчал из большой трещины в стене разрушенной мечети. Гранатометчики сделали пару прицельных выстрелов, и когда капитан еще раз попытался поднять роту в атаку, тот, что был в мечети, уже молчал. Но яростно и злобно плюнули свинцом сразу несколько других.
Рота покорно легла, а Фоменко опять принялся вызывать по рации комбата. Кишлак отделяло от наступавших не меньше двухсот метров, и как не кусал капитан спекшиеся губы, до боли прижимая к глазницам бинокль, засечь остальные пулеметы не удавалось.
Единственное, что оставалось делать, - это посылать вперед наблюдателя, который бы сумел проползти на брюхе хотя бы половину этого расстояния, укрыться в одной из воронок, выдолбленных снарядами, и, разглядев, где понатыканы пулеметы, корректировать по рации огонь.
Посылать почти на верную смерть...
Вот почему ротный медлил, все еще веря в чудо - в залп батареи «Града».
При последнем выходе на связь комбат прокричал, что у батареи больше нет снарядов и она снимается с позиций.
Кому-то надо было ползти...
Фоменко знал, что пошлет одного из взводных связистов, умеющих толково работать с рацией. Одного из троих: Каримова, Максимчука или Ойте.
Неуклюжего, плохо знающего русский язык Каримова?
...Максимчука или Ойте.
Вымахавшего под метр девяносто Максимчука? Мишени лучше не бывает...
...или Ойте?
Откуда-то выплыло вдруг широкое, плоское лицо подполковника Поташова. Близко посаженные глаза под стеклышками очков и толстые поджатые губы... «Молодым и неопытным бывает особенно трудно...»
...Фоменко уже давно отдал приказ. Он видел, как, волоча за собой рацию, устремился к кишлаку похожий издалека на юркую, зеленую ящерицу Ойте.
«Духи» заметили его, и вокруг солдата то тут, то там стали вспыхивать фонтанчики от пуль.
– Всем!
– хрипло кричал капитан по рации.
– Прикрывать наблюдателя! Вести беглый огонь! Огонь!!!
Он повторял это сорванным голосом раз за разом, хотя очереди и так не стихали.
Когда фонтанчики вспыхивали слишком близко от Ойте, ротный невольно зажмуривался и медлил открывать глаза: больше всего на свете он боялся, что в следующее мгновенье увидит среди камней безжизненное тело солдата... Но всякий раз, замерев на чуток, чтобы переждать
– Доползи, - шептал Фоменко, считая эти метры так, будто сам отмерял их своим сжавшимся в комок животом.
И он дополз.
Укрывшись в спасительной воронке, Ойте сразу же вышел на связь, а чуть позже начал передавать, куда бить гранатометам.
...Комбат вызвал ротного по рации, когда Фоменко уже снова собирался поднимать людей в атаку.
– Уходим, - приказал майор Николаев.
Комбат был прав: солнце садилось, а на ночной бой у них уже не хватило бы сил.
– Уходим!
– прокричали, приняв приказ ротного, командиры взводов.
– Уходим!
– пронеслось по солдатской цепочке.
В затопивших землю сумерках кишлак был уже почти не виден.
– Рота отходит, возвращайся, - переключившись на частоту Ойте и поглаживая рукой рацию, словно живую, сказал Фоменко.
Все, кто были рядом, слышали это: и связист командира роты ефрейтор Путеев, пытавшийся рукавом куртки стереть со лба корку засохшей грязи, и замполит, который лежал, уткнувшись головой в приклад автомата, но, конечно же, не спал, а мог только мечтать об этом...
28.
Последние, многократно выверенные и уточненные сведения о потерях поступили на командно-наблюдательный пункт полка в первом часу ночи.
Убитые и раненые были во всех батальонах.
Пропавший без вести - только в первом.
Рапорт с подробным изложением обстоятельств исчезновения рядового Ойте, составленный капитаном Фоменко, лежал перед командиром полка.
«...Получил приказ вернуться, но приказа не выполнил...» Щурясь, полковник Тодоров сидел за своим рабочим столом в кунге штабного ЗИЛа и уже в который раз пытался разглядеть за косыми, сползающими в угол листа строчками то, чего так и не сумел отыскать в них самих.
Он потянулся рукой к телефону, стоящему на краю стола, снял трубку и резко бросил.
– Николаева - ко мне!
… Командир первого батальона майор Николаев с длинной нескладной фигурой и скуластым лицом, стоял перед Тодоровым навытяжку, испуганно вращая глазами.
Скрестив руки на груди, командир полка откинулся на спинку стула.
– Ну, что там стряслось у Фоменко? Как пропал человек? Докладывай!
Николаев пожал плечами.
– Как-то странно все вышло, товарищ полковник…
Тодоров шлепнул ладонью по столу.
– Не тяни!
Николаев торопливо зачастил:
– Чтобы засечь огневые точки «духов», Фоменко высылал вперед наблюдателя… Когда я дал команду отходить, ротный приказал наблюдателю возвращаться. А тот не вернулся. Никто не знает, почему… Было уже темно. Рисковать людьми, чтобы вести поиск, мы не стали…
Тодоров почесал затылок.
– На связь выходить с ним пробовали?
Николаев вздохнул.
– Пробовали. Глухо…
– Ты-то сам как думаешь? – Тодоров буравил Николаева глазами.
– Убит?