Хватайся! Рискуй. Играй. Умри

Max Austen

— Болен, но не при смерти. Поверь, справлюсь.

Андрей качает головой.

— Нет. Я тебе не позволю. Не смей тратить оставшееся время на работу. Сейчас тебе остается только отдыхать. Веселись, Макс, съезди куда-нибудь, слетай. Хочешь, вместе посетим Египет? Что угодно! Но я не хочу, чтобы мой лучший друг горбатился на сцене до конца жизни.

Встаю.

Он считает выступления работой.

— Спасибо, конечно, но Макс Остин намерен выступить завтра в Казани. А сейчас, извини, я желаю полакомиться

стряпней Влада. Раз аппетит есть, значит здоров.

И иду на кухню.

— Подожди.

Андрей поднимается и заключает меня в объятия.

— Мне надо бежать. Но вечером я заеду, еще поговорим.

Он уходит в коридор, а я оказываюсь на кухне. Кристи пьет чай с конфетками, напевает какую-то эпичную мелодию. А я чувствую, что подвел группу. Совсем не хочется, чтобы из-за меня Bish-B прекратила только начавшийся тур.

Слышу торопливые шаги, Настя подбегает и вцепляется в мое тощее тельце. Держит мертвой хваткой в объятиях. Плачет. Глажу ее распущенные черные волосы, она шепчет:

— Не верится. Всегда считала, ты доживешь до глубокой старости. Вместе со мной. У тебя же отменное здоровье, ты почти никогда не болел, и тут рак! Не верю. Может, все обойдется?

Действительно, со здоровьем у меня было все прекрасно. Я стойко сносил болезни, даже если болел гриппом. В детстве, например, чтобы выздороветь, было достаточно выпить рюмку водки и съесть луковицу, облитую медом. Или, к примеру, после операций раны заживали гораздо быстрее, чем у других таких же пациентов.

Говорю:

— Это карма. Вселенной мне были даны безграничные жизненные силы, но я воспользовался ими неправильно, и теперь ею они отбираются.

Настя всхлипывает, и мне становится грустно. Через год нас ждет неизвестность, но одно известно точно — Макс Остин покинет мир.

У Кейт звонит телефон. Она еще сильнее вцепляется в меня, я говорю:

— Насть, все хорошо. Я живой, я здесь. Не думай о будущем. Ответь на звонок.

Она достает телефон, грусть на заплаканном лице сменяется беспокойством.

— Это бабушка. Нужно бежать.

Она бежит в коридор, а я сажусь за стол и подтаскиваю тарелку с чьим-то недоеденным чизкейком.

Тоска на душе. И аппетит пропал.

Кристи смотрит на меня, не моргает. Я пытаюсь понять выражение ее лица, но не удается. Говорю:

— Прости, что подвел группу.

— Не парься. Хорошо, что сказал вообще. Иначе своими трясущимися культяпками запорол бы все следующие концерты. Для меня заменить на барабанах — ноу проблем, да и пацаны нас на вокале подменят. Короче, повезло тебе — продлил, считай, отпуск. Правда, теперь журнализды Андрюхе мозги затрахают звонками на твой счет.

Андрей — лидер. Это он, наш турменеджер, ведет переговоры с организаторами концертов. И он, наш пиарщик, решает, каким средствам массовой информации давать интервью. Он целиком

посвящает себя группе, в то время как остальные, в том числе я, занимаются и другой деятельностью.

Эндрю живет с Кристи, поэтому во времена простоя Bish-B зарабатывает она. Кристи, та же Евгения, выучилась на египтолога и зарабатывает по профессии. Аня оказывается каждый раз на новой работе, в последнем случае была бухгалтером. Я и Влад — зарабатываем журналистикой. Настя — кассир продуктового отдела в торговом центре.

Лицо Кристи искривляется в улыбке:

— Я заметила, ты довольно легко принял рак. Значит ли это, что лечения нет?

Удивительно, жую чизкейк уже минуту, а заметил, что он невкусный, только сейчас.

— Лечение есть. Облучение, химиотерапия, облегчающие течение болезни процедуры. Но на третьей и четвертой стадиях вероятность успешного лечения невероятно низка.

— Понимаю. Ты правильно сделал, что отказался от него.

У меня просто не было выбора. Разумеется, я не желаю прожить последние месяцы, а затем, после бесполезных процедур, скончаться на больничной койке. Это не по мне. Пока есть время, я использую его для себя. Хотя бы постараюсь.

Женя допивает чай, поднимается.

— Я пошла. Закроешь за мной дверь.

Провожаю ее. Закрываю дверь, возвращаюсь в зал.

Аня по-прежнему в зале, сидит в кресле, опустив голову. Кажется, спит. Влада нет.

Иду в спальню. Он там. Уткнулся лицом в подушку. Сажусь на другой край кровати, спрашиваю:

— Надеюсь, ты не плачешь?

Он поднимает голову, отворачивается.

— Я не баба, чтобы рыдать.

— Вот и отлично.

— Я в порядке.

— А я и не спрашивал.

Макс Остин падает на свою подушку. У Остина и Лиса одна кровать на двоих. Благо, она очень широкая, пнуть случайно во сне не получится. Точнее, это не кровать, а доски с несколькими матрасами шириной во всю комнату.

Клонит в сон. Не вставая, снимаю с себя одежду, в одних трусах прячусь под собственное одеяло.

— Теперь, если позволишь, я посплю. Всю ночь не спал.

Хорошо, что за окном, которое ближе всего ко мне, нет солнца.

— И что же ты делал? С «подругой общался»?

Ох, нотки его голоса. К чему он ревнует? Зачем?

— Веришь, или нет, но да. Мы всю ночь просидели на кухне, вспоминая прошлое и анализируя настоящее.

— Ага, конечно. Вместо того, чтобы обсудить болезнь сначала со мной, ты решил сделать это с какой-то там бывшей.

— Бывшей лучшей подругой. И не ворчи.

Что они все на меня взъелись? Кажется, больной тут я, и меня следует утешать, любить, лелеять. И что на самом деле получаю? Сарказм Кристи, нравоучения и обиды Эндрю и Влада. Словно своим раком нанес им огромный ущерб. Одна Настя повела себя действительно так, как должна.