Хватайся! Рискуй. Играй. Умри
Шрифт:
Достоин похвалы тот, кто не боится общественного мнения и умеет признавать свои ошибки.
Я поворачиваюсь на спину. Смотрю в окно. Хочется туда, на улицу, где такая же тишина, но только живая.
Каждому человеку жизнью подарено определенное количество секунд. Никто не знает, сколько именно. Обычно думают, что много, лет на семьдесят. И растрачивают время, не задумываясь, прожигая жизнь за бессмысленными занятиями. Мол, что-то стоящее еще успеем сделать.
Что молодость дана не для серьезных вещей. Отжигаем, пока молоды, чтобы было
Тешьте себя этим, давайте. Только вот воспоминания о том, как вы, перебрав с алкоголем, блевали в унитазы грязного танцевального клуба, никому не нужны. Другим людям безразлично, что вы вытворяли в молодости, потому что на них это никак не повлияло и не повлияет.
Кто-то, особенно интеллектуально и духовно развитый, скажет, что редко встретишь бесцельно уничтожающую время молодежь. Скажет, сейчас все умные, начитанные, учатся в институтах, академиях. Что им некогда растрачиваться на развлечения. Я отвечу просто: молодое поколение поделено на два полюса. И они воюют.
Любая война ведет к какому-то результату.
Люди используют все возможные средства в борьбе за свою идеологию. Основной способ борьбы — внушение.
Книжные черви с пеной у рта могут до бесконечности доказывать прожигателям жизни, ради чего человек живет. А те в ответ до бесконечности могут разводить руками, мол, жизнь бессмысленна. И кто прав?
Стараясь лежать в постели неподвижно, я чувствую некую безысходность.
Каждая человеческая жизнь на земле не несет никакого смысла, потому что в общем итоге все равно человечеству придет конец. Поэтому нет разницы, кто как устраивает свою жизнь.
Живите в свое удовольствие. Делайте то, что вам по душе.
Если, конечно, вам не по душе убивать людей.
Хотя в современной реальности и таким находится работенка. Причем, вполне законная.
Война — это, по мнению одного русского мыслителя, эволюция. Сей мыслитель видит в войне важную роль в совершенствовании человечества.
А я от нее устал.
Я не хочу никакой войны. Всю жизнь я боролся. Сначала за себя, за крышу над головой. Затем за будущее, свободу, ценности и свои убеждения. Теперь я хочу только играть музыку и чувствовать, что стою на еще населенной живыми существами планете.
Музыка — это все. Весь мир. Вселенная. Она спасает меня от плохого настроения. Держит подальше от дурных мыслей. Даже если случается что-то очень плохое, я просто сажусь за барабанную установку и начинаю играть.
Моя душа состоит из музыки.
С ней мне ничего не страшно. Даже большими шагами неумолимо приближающейся смерти.
Я поворачиваюсь на левый бок и смотрю на силуэт спящей Насти. Завтра ее бабушку опустят в землю на одном из бесчисленных кладбищ.
Я не желаю идти вместе с ней. С меня хватило похорон Аксиньи. Я не могу больше видеть страдающие лица тех, кто через некоторое время позабудет дорогу к могиле умершего. Не желаю слышать их гнетущее молчание.
Я не хочу, очень не хочу, когда все разойдутся, стоять под падающими
Уже сейчас, лежа в кровати, я чувствую себя мертвым и одиноким.
Одиноким.
И мертвым.
За окном по-прежнему падает снег. Я все так же не могу уснуть.
На кухне что-то падает и разбивается.
Настя резко приподнимается, горячей ладонью испуганно хватает мою холодную руку.
— Ты слышал?
Ее голос тих от ужаса.
— Да. Насть, не бойся, скорее всего, это лишь чашка.
— Но как она могла упасть сама?! Это опять тот силуэт или как его там!
Она сжимается под одеялом, стягивая его с меня.
— Я не думаю, что это астральный двойник. Настюш, успокойся.
— Нет, мне страшно!
Ей двадцать два, а все равно плачет. Не столько из-за страха, сколько из-за произошедших осенью и зимой событий в целом.
Я обнимаю Кейт.
— Хочешь, чтобы я сходил и проверил?
— Нет!
— Может, тогда включить свет?
— Нет! Мне будет еще страшнее!
— Что мне тогда сделать?
Она прижимается ко мне, ее уже более спокойный голос полон уверенности:
— Просто будь рядом. С тобой мне не страшно.
Глава 11. Настоящая дружба
Идет третье утро зимы. Я открываю двери шкафа в собственной комнате.
Лучи солнца и свежесть бьют в окно. Примерно сейчас Настя, Аня и Влад на кладбище следят за опускающимся гробом. Кэти Фокс с мужем и ребенком еще вчера вечером уехали в Елабугу. И я в квартире один. Стою на пыльном, но теплом полу перед выбором: выбросить одежду или отдать нуждающимся.
Люди погрязли в вещизме. Они покупают невероятное количество одежды и, даже не донашивая ее, выкидывают или на помойку, или забрасывают в шкаф ненужных вещей. Они следят за новыми изобретениями в мире электроники, меняют телефоны чуть ли не каждый год лишь потому, что вышли из моды. И я молчу, хотя нет, уже говорю об автомобилях. Большинство людей помешано на них. Мол, уважаемый себя гражданин такой-то страны просто обязан иметь как минимум автомобиль, а лучше хороший автомобиль, а уж если деньги совсем не проблема, то распиаренная дорогостоящая модель с кучей ненужных функций и аксессуаров — самое оно. А лучше два автомобиля. Для себя и своей жены. Потом третий — тот уж сыну на восемнадцатилетие. Все как положено, все как у людей.
Пока люди имеют машины, производители машин «имеют» их.
В первую очередь руки достают шесть пар аккуратно сложенных шорт. А ведь я далеко не любитель того, что открывает голени.
Стыдно признаться, но когда-то я был так же привязан к вещам.
Выкидываю в заранее приготовленный черный полиэтиленовый мешок шорты, а за ними сразу ультрамариновую рубашку, которую, как ни странно, ни разу не надевал.
Выбрасываю трикотажный джемпер, хлопковые брюки и жилет из неопрена.