Хватайся! Рискуй. Играй. Умри
Шрифт:
Вот бы сейчас кусочек хлеба! Хоть чего-нибудь!
Я смотрел в окно. Увидел прохожего, начал молотить кулаками в стекло. Человек никак не отреагировал.
Придется либо бить окно, либо и сегодня питаться до прихода матери только водой из крана. Выбора нет. Я же не хочу быть наказанным за разбитое стекло?
А если наказания не будет? Если маму убил какой-то дяденька?
Я добежал до шкафа, полез в ящик с нижним
Мама всего лишь загуляла.
Настя пришла весьма некстати.
— Роллы? И без меня?
Влад протягивает ей мою порцию.
— Бери. Макс все равно не ест.
На щеках Насти румянец. То ли с мороза, то ли с предложения ролл.
— Какой ты щедрый, спасибо.
Мы на кухне. Они за столом, я на окне.
Мать часто оставляла меня в детстве без еды на долгое время. Ее рекорд — трое суток. Тогда весьма не вовремя отключили воду, и я упал в обморок на третьи сутки. Меня спасла прабабушка, случайно решившая навестить внучку и правнука. А мать после этого не появлялась еще три дня.
Анастасия жует ролл и жалуется:
— Мне так одиноко в квартире без бабушки. До немоготы.
Влад предлагает:
— Переезжай к нам. У нас весело.
Ага, очень.
— Не могу. От работы далеко. А так бы с радостью.
Настина бабушка была обыкновенной алкоголичкой. Но Настя являлась примерной любящей внучкой, поэтому они обе были привязаны друг к другу. Я же свою бабушку ненавидел. Эта кровопийца выпила из меня все деньги.
Когда я издал свою фэнтезийную книгу, она сказала: «Давай мне пятьдесят процентов от гонорара или выметайся из дома».
Наверное, я все-таки жалею, что из дома не вымелся. А так хотелось. Только вот некуда было.
Или не жалею? Ведь проживание в одной квартире с ней было для меня одной из самых ценных школ жизни.
Владость и Насгейша, как я их полюбовно называю, о чем-то болтают, я уже не слушаю. Думаю о том, как быстро летит время.
А чем ближе смерть, тем быстрее летит.
Меня одолевает грусть, хотя вроде рисую счастливую картину будущего. В которой Влад жарит в огороде двухэтажного загородного дома шашлыки. Вокруг него смех бегающих сыновей-близнецов и лай хаски. Рисую картину, где к нему подходит Настя с дочкой на руках. Но нет. Чертова грусть, что в картине нет меня.
Людям кажется, что я похож на бесчувственного робота. Но я не такой. Сейчас мне хочется обнять каждого из здесь сидящего и признаться в любви. Только этому не бывать.
Макс Остин — тот, кто не выставляет свои эмоции и чувства на показ.
Макс Остин — тот, кто запутался.
А еще Макс тот, кто совершает безумные поступки.
Я ничего и никого не стеснялся только в больнице. То есть, абсолютно никого и ничего. Ни эрекции на перевязке, ни подглядывания за медсестрами, ни перепалок с хирургом. И уж тем более я, Макси, не стеснялся делать непристойности.
Взять хотя бы того парня, имя которого уже успел забыть. Об этом знали только я, он да Эндрю, случайно
Или взять Наталью в ее тридцать три, но мне было невтерпеж. Надо же, запомнил имя.
Так что уж говорить о таких пустяках, как, например, тот вечер, когда медсестра, не очень симпатичная, к слову, брила мне яйца. А если уж вспомнить детство…
Стоило только пролезть под дверцей в туалете, там закрыться, снова под ней же вылезть, — и все думают, что туалет занят. Забавы ради, конечно, делал я это лишь пару раз. Или, в том же возрасте, я устраивал с ребятами гонки на колясках. Несколько раз мы кого-то сбили с ног.
Или как мы с Юрой и Женьком, нашим общим корешом, бегали по всем отделениям, прячась от преподавателей. И, ох, как мы любили припугнуть учителей, к примеру, оторвав повязку прямо на уроке. Или вытащив катетер, да, было дело. Крови-и-ища…
Ну или кто, как не я снимал «домашнее видео» в одной из палат? А кто промышлял воровством? Три ноутбука и шесть смартфонов сбагрено — точно помнится.
А однажды я сам позволил одной девчонке снять на видео, как я танцую метал-стриптиз под Within Temptation — «What Have You Done» и залить его на YouTube.
Почему я вытворял все эти вещи? Потому что сумасшедший? Нет. Потому что больница — моя зона комфорта.
Больница — мой дом.
Пусть больница — и зона комфорта, но она же и тюрьма. Каждая палата — чья-то территория. Каждый стол в столовой — чей-то стол. И все друг другу враги до тех пор, пока не узнают друг друга поближе.
— Слышь, Максон, к нам гомик какой-то поступил на днях. Иди, подружись.
Кореш Женек хлопнул меня по плечу и подтолкнул в коридор. Мы вышли и услышали крик высокого парня модельной внешности, стоявшего у поста.
— Что значит, клизма?! Я не подписывался на это!
Медсестра пыталась успокоить истеричного гея. То, что он гей, я понял еще при первой с ним встрече.
Пациенты в нашем отделении делились и делятся на банды. Потому что, если ты лег в отделение реконструктивно-пластической хирургии, то лег надолго, возможно, на годы.
Банда — значит семья.
— Молодой человек, понимаю, у меня тоже нет желания делать вам клизму. Но без нее вас не прооперируют.
Банда — это на всю жизнь. Даже после выписки у тебя будут свои люди, с которыми ты прошел через ад — госпитализацию, анализы, клизму, операционный стол, перевязки, постоперационное лечение и ужасное питание.
— Требую заведующего сюда! Срочно!
Женек ухмыльнулся.